Зия Самади - Избранное. Том 1
— Я считаю неприличным, если за беседой усмехаются!
— Простите, господин министр, ваш покорный слуга хоть и не наделен умом, считает, что… э-э… считает…
— Ну-ну! Говорите! — поторопил министр.
— По-моему, — продолжал Шэн Шицай, растягивая каждое слово, — такой красивый, богатый район, как Синьцзян, всегда должен быть на карте Китая, должен навечно стать его частицей.
— Очень хорошо, Шэн-сяньшэн! — воскликнул министр. — Отлично сказано! — еще раз похвалил он, разливая в бокалы шампанское.
Собеседники молча подняли бокалы.
— Так вот, Шэн-сяньшэн, — мягко заговорил министр, — я очень рад, что нашел такого энергичного человека, как-вы.
— Моя голова вознесется к самым небесам от ваших похвал. — Шэн Шицай сложил на груди руки, выражая этим традиционным китайским жестом безмерную благодарность.
— Не стоит, не стоит, — растаял от удовольствия министр. — Говоря честно, управлять Синьцзяном очень нелегко. Если не смотреть в завтрашний день, то так и хочется отказаться от этого далекого, сурового края, где так плохи дороги и так много смут.
— По-моему, мы ни сегодня, ни в будущем не откажемся от Синьцзяна.
— Это так, — согласился министр и, немного подумав, добавил: — Управлять синьцзянцами, забитыми, погрязшими в отсталости, все же легче, чем крутить жернова. Однако… однако не так-то легко искоренить влияние извне.
— Правильно. В этом и заключается суть вопроса.
— Я имею в виду не Англию, не Америку и не Японию, почтенный. Не думаю, чтобы они стали нашими соперниками в Синьцзяне. Я боюсь марксистской чумы.
Тут министр, видимо, не желая высказаться до конца или обдумывая, как выразить свою мысль, начал, запинаясь, произносить лишь слово «Синьцзян», подобно тому как беременная женщина твердит название полюбившегося кушанья. Он налил себе вина и, не предложив собеседнику выпить, сам опорожнил бокал. Только после этого речь его опять обрела смысл:
— Синьцзян граничит с Советским Союзом. Синьцзянцы узнают о новой жизни национальных меньшинств у Советов. Как вы думаете, влияет это на них?
Вопрос был задан таким тоном, будто в этом повинен Шэн Шицай. Господин министр никогда не мог говорить спокойно о Советском Союзе. И сейчас начал нервничать. Он принадлежал к правому крылу гоминьдановцев, поэтому и в рабочем движении внутри Китая, и в деятельности китайских коммунистов, и в сдвигах, происходящих в Синьцзяне, ему мерещилась рука большевиков.
Шэн Шицай знал немного о взглядах министра и теперь внимательно прислушивался. Постепенно ему стал понятен смысл затеянного разговора. Он решил прикинуться откровенным.
— Мне кажется, — начал Шэн, — если центральное правительство не усилит свою бдительность, то и в Синьцзяне произойдет та же революция, что во Внешней Монголии…
— Что? — вскрикнул министр, как человек, внезапно брошенный в холодную воду. — Не может быть! — крикнул он немного спустя и приказал: — Говорите все, что вам известно!
— Я человек маленький. По этому поводу правительство…
— Оставьте правительство! — оборвал министр, махнув рукой. — Высказывайте свои соображения!
Шэн Шицай задумался. Он знал о непостоянстве политических деятелей, о том, что их отношение может измениться в любую минуту. После столь сильной, неожиданно сильной реакции он перетрусил и не решался высказаться категорично, так как его суждение могло не совпасть с мнением министра и тогда под угрозой оказались бы и завоеванное с таким трудом доверие, и карьера, и новое назначение — в Синьцзян.
— Говорите все, что знаете! — требовал министр. — Не заставляйте меня пожалеть о том, что зря терял с вами время в беседе по политическим вопросам.
— Я на деле оправдаю доверие правительства…
— Не увиливайте. Я хочу знать ваши мысли!
— Мне кажется, Синьцзян сохранит только тот, кто пойдет на временные уступки недовольному населению, кто предоставит краю некоторое самоуправление под нашим, разумеется, надежным контролем, кто обеспечит улучшение экономического положения провинции. Для этого в нынешних условиях придется пойти на сближение с Советами. А закрепившись, надо выбрать удобный момент и резко отойти от них. И тогда с лихвой вернуть все, что пришлось уступить непокорным, — проговорил Шэн Шицай после некоторого молчания.
— Да, да, именно отойти и вернуть… — начал было министр, но раздался телефонный звонок. Пришлось поднять трубку. — Да, да, знаю, будьте спокойны…
После звонка беседа потекла по другому руслу.
— Чжан из отеля, я обещал быть у него.
— Видимо, это банкет синьцзянцев. Они и меня пригласили.
— Да? Вы уже сближаетесь с ними?
— Только начал.
— Хорошо. Какие впечатления?
— Беседовал с некоторыми. Среди них выделяются Юнуси, Тулиди, Папенгути[7].
— Что вы имеете в виду?
— Как бы это сказать… короче… Любят деньги, почет и власть.
— Будьте осторожнее с белогвардейцем Папенгути.
— Спасибо, господин министр. Юнуси и Тулиди я думаю использовать при случае, А Папенгути — русский, он, конечно, и полезен, и вреден.
— Мне нравится, как вы характеризуете людей, Шэн-сяньшэн. Тех подманите лаской, а русского обуздайте, вот вам мой совет. — Министр явно был доволен собой.
— Так и поступлю. Мы не только обуздаем Папенгути, но и оседлаем.
— Вы угадали мои мысли. Я помогу вам устроить все дела здесь, чтобы вы смогли быстрее выехать в Синьцзян.
— Благодарю, господин министр, — обрадованно произнес Шэн Шицай, поняв, что не упустил из рук птицу счастья.
— Одевайтесь, поспешим на банкет ваших будущих подданных!
3Когда в большом зале ресторана появились Юнус-байвачча и его приятели, кокетливая Чжу-шожа обратилась к каждому из них с ласковым приветствием. А Чжан, как истинный китаец, прижав руки к груди, с поклоном пригласил:
— Прошу, господа!
И затем с приторной улыбкой добавил:
— Нам повезло с цветами, Ю-шаое[8]. Мне удалось достать их в Юньнани. Таким цветам место только в раю.
Гости и в самом деле, залюбовались цветами в большой вазе, испускавшими приятный аромат. Чжан осторожно вытянул из вазы бутон и приколол его к груди Чжу-шожа.
— Каждый бутон стоит сто долларов. Значит, Ю-шаое, я запишу еще сто долларов на ваш счет. Не так ли, Чжу-шожа?
— Если вы будете каждый бутон продавать по сто долларов, то Юнус-байвачча уйдет отсюда голым! — рассмеялся Муталлиб, подмигнув.
— Ну что вы… Даже остатки прибылей Ю-шаое за один лишь день сделают счастливыми десятки таких, как я, — льстиво улыбнулся Чжан.
