Жанэт Куин-Харкин - Золото глупцов
— Но не так, как ты думаешь, — сказал Хью со вздохом. — Как я могу вернуться? Ведь я полностью зависим от тестя — в хлебе с маслом и в крыше над головой.
— Но отец знает и понимает, что поэты не становятся знаменитыми за ночь, — сказала Либби. — К тому же великие поэты имели своих покровителей, даже Шекспир.
— Да, но им удается что-то опубликовать по случаю, чтобы доказать этим, что они не зря получают деньги, — безнадежно сказал Хью. — Что я могу представить из работ, написанных за все время здесь, в Америке? Только пару незначительных стихов, напечатанных в таких же, никому не известных журналах?
— У тебя есть и дети — твое высочайшее достижение, — Либби подумала, что Хью рассмешат эти слова или он погладит ее волосы и скажет, что для него они дороже золота, но он отвернулся и уставился на стену.
— Я вернусь домой ни с чем, а люди будут шептаться за моей спиной, будут говорить, что вот человек, который обрек бы жену и детей на голод, если бы не его тесть.
— Ты сделал все, что мог, Хью, — сказала Либби. — Ты не подходишь для обычной работы. Я понимаю, и когда-нибудь ты им покажешь. Ты напишешь великое произведение, и они в один голос будут утверждать, что никогда в тебе не сомневались.
— Иногда я думаю, — мягко сказал Хью, — не обманываю ли я себя? Может, я и не гений, но одно я знаю точно — я не поползу за милостыней к своему брату.
— Значит, ты отвергаешь его предложение? — спросила Либби.
— Потише, Либби, — предупредил Хью, прикладывая палец к губам. — Я не хочу, чтобы нас услышали.
Либби вздохнула и опустилась на мягкие подушки.
— Я не возвращусь нищим. Если бы я знал, как мне стать равным брату, высоко держать голову, я бы поехал туда первым пароходом, но я не могу написать за вечер еще один «Потерянный рай» и вообще не хочу больше об этом говорить, — сказал Хью и перевернулся на другой бок.
Либби лежала, уставившись на тень от деревьев на потолке, качающуюся от ветра. Она осторожно повернулась и посмотрела на мужа, который притворился спящим. Дыхание было медленным и ритмичным.
«И что мне с тобой делать? — думала Либби. — Сколько это может продолжаться?»
Она прильнула к нему и обняла его. То, что он не шелохнулся, убедило ее, что либо он действительно спит, либо притворяется спящим. Либби вспомнила разговор с Кэтрин. Она не сказал Кэтрин правду. Хью всегда говорил, что у Либби хорошая фигура, а на самом деле у него отсутствовало желание заниматься сексом. После Иден — их первенца — он признался, что он больше создан из духа, чем из плоти. Либби, наоборот, обнаружила, что она полностью из плоти. Ночами она не спала, желая удовлетворения.
Либби крепче обняла его, но он продолжал мирно посапывать. У Хью была хорошая способность отстраняться от того, что ему не нравилось. Они могли спорить, говорить о кредиторах, больном ребенке, а через две минуты Хью уже спал мертвым сном в отличие от Либби, которая не могла успокоиться. «Один из нас реалист, — думала она, — хотя иногда казалось, что они поменялись местами. Я всей душой хочу начать новую жизнь, а Хью говорит о том, что он неудачник. У нас был бы свой собственный дом. В доме будет большой обеденный стол, за которым они будут веселиться, поднимать тосты и общаться с хорошими людьми». Либби улыбнулась и заснула. Проснувшись утром, она обнаружила, что Хью уже ушел.
2
Сначала исчезновение мужа не волновало Либби. Она предполагала, что он хотел уединиться и все обдумать. Он это уже делал раньше, блуждая часами по берегу реки Чарльза, чтобы пришло вдохновение, которое исчезало после очередной нотации отца на тему, как стать человеком.
Наступил вечер, а Хью все не появлялся, Либби инстинктивно проверила его шкаф. Часть вещей отсутствовала, но не все, чтобы подумать, что он ушел навсегда.
— Где папа? — спросила семилетняя Иден, когда Либби поцеловала девочек перед сном.
— Скоро вернется, — сказала Либби, взбивая подушку Иден.
— Я не засну, пока папа меня не поцелует, — проговорила Блисс. Она была упрямая, вся в мать, и всегда поступала по-своему. — Не засну, пока он не придет.
— Не глупи, — отрезала Либби. — У отца дела, и он может задержаться на несколько дней. Ты же не хочешь так долго не спать?
— Мне все равно. Он со мной не попрощался. Я надеюсь, с ним ничего не случилось!?
— Ничего плохого, спи. — Либби погладила ее по голове.
Если Блисс унаследовала от матери ее характер, то Иден унаследовала ее привычку обо всем волноваться.
Уже в семь лет у ребенка появились морщинки на лбу. Ссоры из-за денег, которые она не могла не слышать, расстраивали ее. Когда у младшей сестренки была ветрянка, Иден просидела у ее кровати три ночи и сама заразилась от нее.
Либби стояла в дверях, глядя на детей. Она думала, какие они красивые, и удивлялась, как ее тело смогло сотворить такие чудеса. У Иден были карие глаза, такие же большие, как у отца, а Блисс, спасибо Господу, не была такая рыжая, как мать, а была как блондинка с обложки рекламного журнала.
«Не волнуйся, все будет прекрасно», — успокаивала Либби себя.
Ей удалось скрыть волнение за семейным обедом. Ее родители любили компанию, вот и сейчас за столом сидело около двенадцати человек, и пустовало только одно место — место Хью.
— У Хью, возможно, какое-то дело, — объяснила Либби своему отцу.
— Дела? Какие дела? — скептически произнес отец.
— Он получил приятную новость из Англии. Оказывается, у него есть собственность.
— И где же? — удивленно спросила мать.
— Узнаем, когда он вернется, но думаю, это будет не сегодня, — сказала Либби.
Обед продолжался, и Либби ловила себя на мысли, что у нее на лице какая-то глупая, искусственная улыбка. Каждый раз, услышав шаги, она поднимала голову в надежде увидеть Хью. Молодой адвокат, друг семьи, Эдвард Персиваль Нотс рассказывал Либби какую-то историю об одном гарвардском шутнике.
Либби вежливо улыбалась. Эдвард встал.
— Вы не хотите прогуляться по саду, миссис Гренвил? Сегодня так тепло для апреля, и я даже отсюда чувствую запах жасмина.
Либби было трудно ему отказать.
— А теперь не скажете ли вы мне, что случилось, — сказал он, когда они уже были довольно далеко от дома.
— Что случилось? — спросила Либби. — А что должно случиться?
Эдвард улыбнулся. У него было такое чистое мальчишеское лицо даже сейчас, когда он причесал волосы на прямой пробор, как делали все адвокаты.
— Либби, я знаю тебя с тех пор, как ты хлестала меня морскими водорослями на пляже в Кэйп-Коде. Я видел, как ты росла. Ты кажешься спокойной, но глаза выдают тебя. Не могу ли я чем-нибудь помочь тебе?
