Кейси Майклз - Ожидая тебя
— Утром мы обратимся к этому молодому Шерлоку, — говорил Клуни, следуя за Клэнси на самый верхний этаж. — Он ведь поверенный Колтрейна, или его адвокат, или как это называется? Он нам заплатит, и мы сможем двинуться дальше. На юг. Обратно в Лондон. Там всегда найдутся друг и лишняя постель.
— Мы обещали, что пробудем неделю. Стало быть, будем играть неделю, — твердо заявил Клэнси, когда они оказались в коридоре верхнего этажа. — Я человек щепетильный. Даже если наши зрители всего лишь разношерстная толпа гуляк… Кроме того, может, ты и не обратил внимания, но снег на земле лежит по крайней мере в фут толщиной. Ну все. Здесь, кажется, тихо. Давай найдем темную комнату и немного попируем.
Клэнси шел впереди, Клуни — за ним. Такова уж была судьба Клуни — следовать за Клэнси. Правда, он почти никогда не роптал, потому что Клэнси был гораздо умнее его. Хотя на этот раз именно Клэнси принял приглашение играть в Колтрейн-Хаусе. А это, как оказалось, было не очень-то умно.
— Зайдем сюда, — сказал Клэнси, распахнув первую же дверь с правой стороны и заходя в комнату, прежде чем Клуни успел обратить его внимание на слабый свет под дверью. Может, внутри уже кто-то есть? Кто-то, кому не понравятся непрошеные гости?
Глава 2
Весь вечер Джек отчаянно боролся со сном. Только чувство голода не давало ему заснуть. Час назад он проверил, все ли в порядке с Мери[2], потом вышел в коридор, запер за собой дверь и в последний раз пробрался на кухню, чтобы попытаться найти там что-нибудь съестное.
Он уже дошел до площадки второго этажа черной лестницы, когда услышал выстрелы внизу. В панике он бросился назад, забыв про сыр и хлеб. Только бы поскорее вернуться к Мери. По дороге он трижды ронял ключ. Дрожащими пальцами с великим трудом открыл дверь и, захлопнув ее за собой, очутился в безопасности детской комнаты.
А потом он заплакал. Ему было страшно стыдно за себя, но он заплакал. Вообще-то не имело значения, плачет он или нет, ведь здесь никого не было. Никто не станет ни ругать, ни утешать его.
На холодном деревянном полу, скрестив ноги, сидел бледный, худой семилетний мальчик с острыми коленками и копной нечесаных черных волос, в поношенной и залатанной одежде. Ему было холодно, но он не стал закутываться в одеяло, потому что верил, что так ему будет легче бороться со сном и оберегать Мери.
Двумя руками он держался за рукоятку старого ржавого меча, который нашел на чердаке. Он поклялся себе, что зарубит первого, кто посмеет войти в комнату.
Несмотря на всю его решимость, физическая усталость нарастала. Для своего возраста он был высоким мальчиком, но даже высокий семилетний ребенок — маленький по сравнению со взрослым человеком. Колтрейн-Хаус на этой неделе был полон взрослых людей — шумных, пьяных мужчин и горластых пьяных женщин.
Джек уже давно научился прятаться в детской, когда нерадивые слуги, которым платили грошовое жалованье, убегали из дома, оставляя его одного. Он научился прятаться, когда его отец приезжал в поместье, как это было вчера, в компании своих опасных друзей.
Вчера, как только показались кареты с гостями, слуги тут же сбежали, оставив Джека одного. В каретах также ехали слуги из лондонского дома Колтрейна. Отец всегда привозил их, когда собирался устроить дикую попойку. Однако лондонская обслуга предназначалась для самого Колтрейна, а не для его маленького сынишки.
Не успел Джек пробраться в кухню и положить в корзинку немного еды про запас, как Август Колтрейн собственной персоной подъехал к дому. Он не поднялся в детскую. Он не послал за сыном. Он, возможно, вообще забыл, что у него есть сын. И про Мери тоже не помнил.
Джеку очень хотелось быть ему за это благодарным. Он и был благодарен. Правда был. Но как может человек забыть о собственном сыне? Что он сделал такого ужасного, что его собственный отец забыл о нем, притворяясь, будто его не существует?
Джек сердито смахнул со щеки слезу. Почему он так одинок? Почему никому нет дела до того, жив он или нет?
Когда отец приезжал в поместье в последний раз, Джек даже осмелился зайти к нему в спальню в надежде, что тот поговорит с ним, а может, и заберет его с собой в Лондон. Но Август лежал в постели с двумя голыми женщинами по бокам, и все, что он сделал, так это спросил, не хочет ли Джек к ним присоединиться.
Все то время, пока Джек бежал наверх в детскую, его преследовал визгливый женский смех.
С тех пор он не говорил с отцом и в этот приезд, те два дня и одну ночь, что отец был дома, избегал его. Если повезет, он вообще его не увидит, а отец уедет и не вернется до середины лета, после того как что-то, называемое в Лондоне сезоном[3], окончится. Мистер Шерлок сказал Джеку нечто, о чем он уже давно знал: «Оставайся в детской, малыш, и никому не показывайся на глаза».
Все, что было у Джека, так это — Мери. Если бы не она, он мог бы убить себя. Убить или убежать далеко-далеко. Так он говорил себе каждую ночь, когда отец был в доме, а иногда и когда его не было, и, наплакавшись, засыпал.
Но он не мог убежать. Он знал это даже до того, как три месяца назад в Колтрейн-Хаусе появилась Мери. Ему просто некуда было бежать. И он никогда себя не убьет, хотя были мгновения, когда ему хотелось это сделать.
Лучше вместо себя он убьет отца. Джек пришел к такому решению, когда Август Колтрейн в очередной раз уехал из поместья в Лондон. Мальчик пробрался вниз и увидел неприглядную картину хаоса, оставленного после отъезда отца и его гостей. Даже мистер Генри Шерлок сказал, что Августа Колтрейна следует наказать за то, что он делает со своим поместьем. Поэтому Джек решил, что прав, желая отцу смерти. Ну, может, не смерти, но чтобы он очень и очень пожалел о том, что вытворяет.
Теперь все не так ужасно. Теперь, когда у него есть Мери, Джек знал, что может вынести все, что угодно. Теперь, когда у него есть, кого любить и кто любит его. Отец мог быть в доме, в большой гостиной — происходить что-то страшное и непонятное, но на этот раз — впервые — Джек не был совершенно одинок.
Он скрестил пальцы, отгоняя нечистую силу, и крепко сжал рукоятку меча. Он вдруг почувствовал в себе силу и решимость. Если Мери будет в опасности, он убьет врага. Он готов умереть за Мери. Он, конечно, рассчитывал на то, что ничего страшного не произойдет, но все же… Он так ее любит. Она так ему нужна.
В животе у Джека заурчало, и он его потер, чтобы прогнать голод. Осталось всего шесть дней. Еще шесть дней ему придется украдкой приносить сюда еду, искать уголь для печки, вести себя тихо-тихо и очень осторожно. Через шесть дней отец уедет и вернутся слуги. Они накормят детей как следует, разожгут огонь. Через шесть дней он сможет расслабиться. И сможет поспать. Ах, как же ему хотелось выспаться!
