Элоиза Джеймс - Роман на Рождество
– Сядь прямо! – велела леди Флора дочери. – Замуж он возьмет тебя, а не эту выскочку д'Аржанто. И не пялься на них, как влюбленная дурочка, – где твоя гордость? Не подавай виду, что замечаешь, как она с ним флиртует.
– Но, мама, графиня гораздо красивее меня, – возразила Поппи, от отчаяния ударившись в самокритику. – И декольте у нее гораздо больше моего.
– Ты одета именно так, как подобает девушке-дебютантке, впервые вышедшей в свет, – парировала леди Флора, с удовлетворением оглядывая дочь. – Пусть твои лицо и фигура не так совершенны, как хотелось бы, зато о нарядах можешь не беспокоиться: ни один пенс, который я выложила за них, не потрачен впустую.
Действительно, леди Флора не скупилась: там, где было достаточно одной оборки, она требовала сделать две, а то и все пять: юбки Поппи украшали целые россыпи мелкого жемчуга, а лиф – дорогой горностаевый мех.
Но в глубине души Поппи считала, что гораздо больше ей подошло бы что-нибудь попроще. В кринолинах с фижмами и длинными тренами, с нарочито высокой, по последней моде, прической она чувствовала себя нелепо разряженным ребенком.
– Я и не предполагал, что эта мысль так тебя поразит, – вывел ее из задумчивости Флетч. – Вот, возьми, я поднял твою брошь. Боюсь, что булавка погнулась. Но ты не беспокойся, я починю.
Как глупо волноваться, решила Поппи, ведь любимый здесь, рядом!
– Спасибо, – улыбнулась она.
– Какая странная камея, – заметил герцог, рассматривая брошь. – На ней изображен летящий журавль с короной на голове.
– Я больше ни у кого такой не видела. Ее изготовила компания «Веджвуд» в честь королевы Шарлотты.
– Интересно, почему именно журавль? Какое отношение он имеет к королеве?
– Глупо, правда? – согласилась Поппи. – Но ты лучше взгляни сюда. – Она указала на крылья птицы. – Какая тонкая работа! Можно разглядеть каждое перышко.
– Из-за короны птица кажется рогатой, – возразил Флетчер.
– Да, небольшое упущение мастера. Но я все равно люблю эту камею. – Поппи взяла жениха под руку. – Не пора ли нам вернуться? Я озябла и не хочу тревожить маму. – Ей показалось, что из-за неудачи с поцелуем Флетчер все еще немного холоден, и она добавила: – Не волнуйся, я спрошу у Джеммы, что могут и не могут позволить кавалерам дамы, когда дело доходит до поцелуев.
Через несколько мгновений они уже выходили из дверей аббатства. Вокруг в морозной утренней дымке раскинулся спящий Париж… Вдруг тишину вновь разорвал радостный перезвон колоколов – словно водопадом лился сверху, с колокольни аббатства, эхом отдаваясь от посеребренных инеем кирпичных стен и высоких шпилей.
– Ой, сегодня же Рождество! – с восторгом воскликнула Поппи. – Это мой самый любимый день в году. Я обожаю Рождество!
– А я обожаю тебя, дорогая, – ответил Флетчер, останавливаясь. – Посмотри туда. Видишь ли ты то же, что и я?
– Что? – переспросила Поппи, глядя на любимого, а вовсе не туда, куда он показывал.
– Гирлянду из омелы, которая парит над нами… – проговорил герцог, обнимая ее.
Поппи потянулась к нему и запрокинула голову, закрыв глаза. На этот раз поцелуй был таким, какого она ждала, – быстрым и сладостно-нежным.
Влюбленная пара двинулась в обратный путь. Поппи смотрела под ноги, боясь поскользнуться на покрытых тонким ледком булыжниках.
Навстречу им попалась молодая женщина, которая брела по Улице с опущенной головой и багетом под мышкой. Флетч уловил аромат свежевыпеченного хлеба, и ему тотчас представилась восхитительная женская грудь, касающаяся теплой аппетитной корочки. О, как бы он хотел…
Но герцог оборвал свои нескромные мысли. Зачем мечтать о незнакомке? Когда они с Поппи поженятся, он распорядится каждый день доставлять в их апартаменты свежайшие, еще теплые багеты и будет разламывать их на куски и есть с прекрасного тела любимой, как с блюда, достойного самих богов.
– Чему ты так странно улыбаешься? – спросила Поппи. – О чем думаешь?
– О тебе, дорогая, я всегда думаю только о тебе.
Она тоже не смогла сдержать улыбки, и проходивший мимо пожилой парижанин, большой ценитель женской красоты, решил, что никогда еще не видел более прелестной девушки. Действительно, от англо-французских предков Поппи достались красивые фигура и лицо; все в ней, выросшей по большей части во Франции, – манера держаться, каждая деталь туалета – было «a la mode».[4] Но не это, а ее лучившийся счастьем взгляд придавал ее облику то особое очарование, которое даже дурнушку превращает в красавицу.
– L'amour![5] – со вздохом проговорил прохожий, провожая ее глазами.
Глава 1
Четыре года спустя
«Вот уже несколько дней общество взбудоражено известием о вызове, посланном графом Гриффином герцогу Вильерсу. По-видимому, столь решительный шаг связан с тем, что граф отбил у герцога невесту. Мы не можем ничем подтвердить достоверность этого известия, но считаем своим долгом напомнить, что наш милосердный король строго запретил дуэли…»
«Морнинг пост» от 22 апреля 1783 годаОсобняк герцога и герцогини Бомон
Утренний прием в честь победы графа Гриффина на дуэли
– Герцогиня Флетчер, – звучно объявил осанистый дворецкий. Поскольку он не упомянул герцога Флетчера, Поппи оглянулась – мужа позади нее не было. По-видимому, он направился в другую часть дома Бомонов, не позаботясь о том, чтобы гостей и хозяев известили о его прибытии, и даже не посчитав нужным предупредить жену.
Улыбка застыла на лице Поппи. Подобрав юбки, она спустилась по трем мраморным ступеням и оказалась в бальном зале. Как всегда, кринолин с фижмами очень мешал движению, в дверной проем ей пришлось буквально протискиваться. Положение усугубилось тем, что в то утро французская горничная Поппи превзошла себя и украсила голову хозяйки огромным сооружением из завитых локонов с целым каскадом рюшей, бантиков и завитушек, перевитых нитями грушевидных жемчужинок. Ходить с такой прической было чрезвычайно трудно, а спускаться по лестнице – по-настоящему опасно. Но риск был не напрасен – Поппи решила во что бы то ни стало стать такой же элегантной, как ее муж. Флетч славился отменным вкусом, и герцогиня боялась, что свет сочтет ее недостойной парой такому моднику. Никто и никогда не должен относиться к ней со снисходительным презрением!
В карете по пути к Бомонам Флетч не проронил ни слова о ее туалете, хотя наверняка понял, что она облачилась в новое платье. Поппи глубоко вздохнула. После замужества она стала думать, что мыслей мужчины не угадаешь, однако теперь пришла к выводу, что мысли мужчин кристально ясны.
