Мэйдлин Брент - Тибетское пророчество
– Вон там на столе – это для тебя. Сэндвичи с беконом в пакете и шестипенсовик. Это все, что я могу.
– Большое спасибо, миссис Гэммидж. Извините, пожалуйста, за… ну, вообще.
Она пожала плечами, продолжая глядеть на огонь, и ничего не ответила. Через минуту я, с парусиновой сумкой в руке, уже затворила за собой дверь.
Я прошла три мили до Тенбрук Грин и там, на станции, стала дожидаться Берта Тэйлора. Он работал на большой молочной ферме и по утрам развозил молоко, масло и тому подобное. Берт, отец восьмерых детей, относился ко мне по-дружески. Я раза три-четыре разговаривала с ним, когда он заезжал в Крэбтри-коттедж, чтобы купить яйца. Конечно, я знала его плохо, но других знакомых у меня вообще не было.
Когда прибыла его тяжелая телега, запряженная двумя здоровенными лошадьми, я рассказала ему о случившемся и спросила, не знает ли он, где я могу найти работу. Он не выказал ни малейшего удивления по поводу того, что миссис Гэммидж от меня избавилась, но задумчиво потер подбородок, когда речь зашла о новом месте.
– Ну-ка, Джейн, дай подумать. Самое лучшее для тебя, наверное, отправиться в Борнемут. Там живет немало господ в больших домах, а еще там много гостиниц. Если повезет, сможешь где-нибудь устроиться горничной.
– А где Борнемут, мистер Тэйлор?
– Вон в ту сторону, – он показал на одну из дорог, которая отходила от скверика около станции. – Дойдешь вдоль реки до Ромсея, затем будешь держаться к западу от Саусхэмптона, по дороге, которая идет через Нью-Форест. Но это добрых тридцать миль. Если у тебя есть деньги, лучше езжай на поезде.
– У меня есть шесть пенсов, но не хочется тратить их на поезд. Погода сегодня хорошая, мистер Тэйлор, и я ничего не имею против того, чтобы переночевать под деревом.
– Ну, смотри. Удачи тебе.
Утром я прошла не спеша около семи миль, стараясь идти по мере возможности по покрытому дерном участку между рекой и дорогой, чтобы поменьше изнашивать ботинки. Их мысы, как Обычно, были отрезаны, но Доуч починил подошвы и каблуки как раз перед тем, как я покинула приют, так что это были вполне хорошие ботинки. И тем не менее, поскольку я не знала, как долго мне придется еще их носить, то старалась обращаться с ними бережно.
В полдень я съела один из сэндвичей, сделанных для меня миссис Гэммидж. Двумя часами позже, пройдя перекресток двух дорог, одна из которых, судя по указателю, вела в Саусхэмптон, я уже шла по тропе через красивый и тихий лес. Время от времени я поглядывала на солнце, чтобы быть уверенной, что иду точно на юг. Скоро мне начали попадаться живущие в лесу дикие пони.
Я не меньше часа просидела под деревом, пока пара пони, пощипывая траву, не приблизилась ко мне настольно, что я могла начать с ними разговаривать. Первые фразы я произнесла неторопливо, как бы между прочим, чтобы пони поняли, что никто не собирается причинить им никакого вреда. Через некоторое время они подошли поближе и позволили мне потереть их носы и весело поболтать с ними, но как только я завела речь о том, чтобы они разрешили мне покататься на них верхом, пони занервничали. Они явно даже не понимали, о чем я толкую, поэтому не стоило настаивать. Я ограничилась тем, что на прощание передала им приветы от моих старых друзей Пулки и Иова.
Я вполне хорошо переночевала под старым тисом, ветви которого опускались почти до самой земли, образуя нечто вроде шалаша, который спас меня от утренней росы. Я постепенно начала испытывать одиночество. Беда была не в том, что в тот момент рядом со мной никого не было, а в том, что не существовало человека, который готов был бы позаботиться обо мне, как не было и никого, кто нуждался бы в моей заботе. Я с удовольствием оказалась бы снова в приюте, чтобы приглядывать за его маленькими обитательницами.
Наутро я проснулась вместе с птицами и почувствовала себя ужасно голодной. Отправившись к ручью, который заметила накануне вечером, я, как могла, умылась и причесала волосы, которые продолжала стричь так же коротко, как в Смон Тьанге, а затем с удовольствием, но очень медленно съела второй сэндвич. Последний сэндвич и шесть пенсов я решила беречь как можно дольше, потому что не имела ни малейшего представления, сколько времени пройдет прежде, чем мне удастся заработать себе на жизнь.
Все утро я шла быстрым шагом и к полудню прошла, пожалуй, миль десять – двенадцать. Несомненно, я находилась недалеко от побережья, потому что воздух стал пахнуть совсем по-другому. В нем появился привкус моря. Я не только проголодалась, но и устала, и почему-то была собой недовольна, хотя и не могла понять причину.
Отдохнув около часа, пока солнце стояло прямо над головой, я опять пустилась в путь. В Борнмуте я надеялась найти для начала хотя бы какую-нибудь временную работу на день-два, чтобы одновременно заняться поисками постоянного места. Если у меня ничего не выйдет, то придется провести еще одну ночь под открытым небом, съесть последний сэндвич и истратить пенс на еду. Наутро в таком случае надо постараться найти людей из Армии спасения, потому что девочки в приюте рассказывали, что они принимают всех.
У меня было ощущение, что если взять немного западнее, то я выйду на главную дорогу и таким образом, сократив расстояние, сохраню больше времени. В город мне хотелось добраться до трех часов, чтобы иметь часов шесть в запасе для поиска работы, пока светло.
Я была настолько поглощена своими мыслями, что вздрогнула, услышав, как кто-то совсем рядом со мной сказал:
– Постойте!
Голос был негромкий, слегка дрожащий. Я в этот момент проходила по узкой просеке и, остановившись, увидела, что слева от меня посреди густой травы стоит человек. На нем была высокая черная шляпа, клетчатые брюки, сюртук и очки в золотой оправе. В руке он держал что-то вроде большого блокнота. Стоял он в очень неудобной позе – одна нога вынесена вперед, и на ней – вся тяжесть тела. Вряд ли в таком положении можно простоять долго.
Пока я его разглядывала, человек поднял шляпу в знак приветствия. Волосы у него были седые и довольно редкие. И тут я испуганно заметила, что он очень бледен. Такой цвет лица я последний раз видела у Сембура, когда помогала ему спускаться вниз по перевалу во время нашего последнего каравана.
Запыхавшимся голосом человек сказал:
– Пожалуйста, простите, юная леди, что я обратился к вам столь бесцеремонно, но я буду очень признателен, если вы сможете мне помочь.
Он говорил очень вежливо и культурно. Так говорили господа на корабле, доставившем меня в Англию. Сначала я решила, что, разговаривая столь вежливо, он просто смеется надо мной, ведь в своей рабочей одежде, ботинках без мысов, ветхой соломенной шляпе и с парусиновой сумкой через плечо я должна была выглядеть весьма жалким созданием. Однако по его лицу струился пот, и потом, когда человек так бледен, он вряд ли в настроении над кем-либо смеяться.
