Эйлин Колдер - Возврата нет
Каюта снова покачнулась, и только сейчас до Мэри дошло, что яхта движется. Она нахмурилась и выглянула в иллюминатор. Вблизи уже виднелся берег, и они шли к нему полным ходом.
Быстро одевшись, она побежала в соседнюю каюту и заглянула в кроватку, но Мона исчезла.
На палубе было неожиданно прохладно. Соленые брызги полетели в лицо, освежая ее. Яхта взлетала на гребни волн, двигаясь параллельно берегу. Паруса были полны ветром, шумели и хлопали под его порывами.
Она нашла Ирвина на палубе. Мона сидела рядом, надежно привязанная к стульчику.
– Выспалась? – Он повернулся, услышав шлепанье ее босых ног по палубе.
– Привет, капитан, – в тон ему ответила она, но взгляд, не выдержав, отвела.
– Мы должны быть дома через двадцать минут, – сказал он, переключив внимание на штурвал.
Мэри до смерти захотелось коснуться щеки Ирвина поцелуем, сказать ему, как она его любит, но она не посмела.
– Я долго спала? – спросила она вместо этого, садясь рядом и беря девочку на руки.
– Час с небольшим. – Он снова оглянулся на нее – холодно и весело одновременно. – Мне не хотелось тебя беспокоить.
– Спасибо. – Она не знала, что еще сказать.
Солнце медленно клонилось к закату. Сперва розовое, оно затем стало пунцовым, отражаясь в воде и озаряя берег фантастическим светом.
Мэри прижала малышку к себе. Тепло детского тельца согревало ее. Она увидела причал, и внезапная решимость овладела ею.
– Нам нужно поговорить, Ирвин, – сказала она.
– Я не забыл, – отозвался он.
Мэри нахмурилась. Что-то здесь было не так. Ей хотелось поймать его за руку и потребовать объяснений. Неужели Ирвину было плохо с ней в постели? Это было бы странно – она слишком хорошо помнила восторг и упоение, охватившее их обоих.
Скорее всего, вкусив прелестей ее тела, он просто потерял к ней интерес. Мысль эта острой болью пронзила Мэри.
Она молча смотрела, как Ирвин ловко ведет судно. На пристани их уже ждал Сальваторе. Он приветственно помахал им рукой, и Мэри ответила ему.
Когда они сошли на берег, уже почти стемнело.
– Займись Моной, – резко сказал Ирвин. – Мне еще нужно кое-что сделать.
Девочка плакала не переставая, пока Мэри несла ее по крутой тропе к освещенной огнями вилле.
Она прошла в дом через заднюю дверь. На кухне было тепло, пахло корицей и выпечкой.
Мэри посадила малышку на высокий стульчик и открыла духовку посмотреть, что же так вкусно пахнет.
На нижнем противне в сковороде шипела и брызгалась запеканка из овощей и мяса, а на верхнем подрумянивался яблочный пирог. Усмехнувшись, она захлопнула дверцу. То ли у Сальваторе был талант кулинара, то ли он просто взял замороженные готовые продукты.
Впрочем, времени на то, чтобы задавать вопросы, не было. Мона капризничала. Она хотела есть и ей надо было сменить подгузник. Подхватив малышку на руки, Мэри решила заняться ею и до поры до времени ни о чем не думать.
Добрый час ушел на то, чтобы уложить Мону в кроватку, а Ирвина все не было.
Мэри уселась на диванчик, стоявший в детской, и устало откинула голову. Она чувствовала себя совершенно измученной.
В коридоре послышались шаги, дверь распахнулась, и Мэри увидела Ирвина.
– Как девочка?
– Спит. Она очень устала.
– Хорошо. – Он повернулся, чтобы уйти.
– Ирвин!
Он холодно оглянулся.
– Да?
– Что-нибудь… не так?
Подобие улыбки мелькнуло на его губах.
– А что может быть не так?
– Ну я… – Она покачала головой и встала. Ей нужно было разрядить гнетущую атмосферу. Мэри и без того мучилась чувством вины за свой обман. – Думаю, нам надо поговорить, – сказала она тихо.
– Да, надо. Но не сейчас, Мэри. Я устал, честное слово.
И прежде чем она успела что-либо сказать, он захлопнул за собой дверь.
Мэри почувствовала себя оскорбленной и униженной. Так холодно отшвырнуть ее после страстных мгновений, которые они провели вместе…
Нет, этого нельзя так оставить. Приняв решение, она подошла к кабинету Ирвина и, не стучась, вошла.
Поттер стоял спиной к ней и говорил по телефону.
– Возможно, наболтал слишком много, – произнес он раздраженно. Кажется, он не слышал, как она вошла. Мэри уже собиралась известить о себе, когда Ирвин нетерпеливо добавил: – Нет, она не знает, что настоящий отец Моны – Марк Ричардсон, а мы с тобой – брат и сестра, так что опасаться нечего.
Мэри изумленно отступила на шаг, и тут он обернулся…
На мгновение воцарилась тишина.
– Ладно, Шейла, я перезвоню чуть попозже. – Ирвин бросил трубку и повернулся к ней.
– Мона – твоя племянница? – дрожащим голосом еле слышно спросила Мэри.
– Это совершенно не твое дело.
Она вздрогнула, словно от удара, но прошла в кабинет.
– Я бы на твоем месте не стал заходить сюда, Мэри, – недобро сказал Ирвин.
Она закрыла за собой дверь.
– Почему же нет? – возразила девушка, вздернув подбородок. – Слушай, почему ты так себя ведешь? Полагаю, ты должен мне немного больше, чем пару холодных реплик.
– О, так ты полагаешь, что я тебе чего-то должен? – спросил он с издевкой.
Мэри растерялась. Она была готова к холодности, но не к такому открытому презрению.
– Ирвин, я… – Мэри беспомощно опустила руки.
– Не гляди на меня так, – сказал он сухо.
– Как именно? – вспыхнула девушка. – Как человек, раненный в сердце? Как человек, которого использовали?
– Только не надо сцен? – Ирвин холодно отвернулся и начал расстегивать рубашку. Прости, мне надо принять душ.
– Почему тыотворачиваешься от меня? – тихим дрожащим голосом спросила она. – Сегодня днем… ты был такой…
– Страстный? – закончил он за нее. – Я не закрою дверь в душ, Мэри, и, если тебе угодно остаться здесь, я готов снова заняться с тобой любовью.
Щеки ее вспыхнули.
– Я не это имела в виду.
– А что же?
– Я тебя не понимаю, Ирвин.
– Мне кажется, что все тебе ясно. – Он швырнул рубашку на стул. – Ты сводишь меня с ума, мучаешь. Я просто места себе не нахожу!
Мэри от этих слов словно жаром окатило.
– Почему ты сердишься? – Голос ее дрогнул.
Он резко повернулся к ней.
– Дело в том, Мэри Брэйдли, что ты заноза в моем сердце.
Мэри встрепенулась, как раненая птица.
– Ты влюблен, а я тебе мешаю? – с болью прошептала она.
– Интересно, перестанешь ты когда-нибудь задавать мне вопросы? – невесело ухмыльнулся он. – Ты славная, правда, славная. Ты почти заставила меня поверить в то, что Мэри Брэйдли действительно потерянная, хрупкая маленькая девочка.
– Не понимаю, о чем ты! – Сердце дернулось у нее в груди.
