Симона Вилар - Любовь изгнанницы
Наконец Филип заговорил:
– Одному Господу ведомо, что я почувствовал, когда этот чернокожий ребенок протянул мне ладанку. Он выполз из-под брюха Кумира, совал ее мне в руки, нашептывая время и место. Потом подошел слуга, который должен был вывести меня через задние ворота, а я все стоял, прижимая к себе ладанку и не в силах прийти в себя. Потом я покинул Савой и ехал шагом до самой гостиницы в предместье Саутворка, где остановился. Там я провел остаток дня, глядя на эту ладанку и не зная, что мне делать, как быть. Во мне все пело от счастья, но вместе с тем я опасался встречи. Ты – принцесса Уэльская, законная супруга Эдуарда Ланкастера, против которого я воюю. К тому же я больше, чем кто-либо, знаю, как ты безрассудна, потому опасался, что тайная встреча может погубить тебя и твое доброе имя. Поначалу я решил, что мне не стоит приходить. – Этого я и опасалась… – прошептала Анна.
– Но затем понял, что никогда не прощу себе, если не увижусь с тобой. Хотя бы на миг, для того чтобы возвратить эту реликвию.
Он встал и, подойдя к столу, бережно опустил на него ладанку и вернулся к Анне.
– Но я не предполагал, что наша встреча окажется такой, несмотря на то что в глубине души я мечтал хотя бы коснуться края твоего плаща, моя принцесса.
Он сел рядом, и она сама прильнула к нему, припала всем телом.
– Я так ждала тебя…
Его взгляд, устремленный мимо нее, стал жестким. Он думал о чем-то своем и вздрогнул, когда она коснулась его щеки.
– Поцелуй меня… Поцелуй, как целовал тогда, вечность назад.
– Анна….
– Я ничего не боюсь, когда ты со мной!
Она улыбалась и видела, как загораются его глаза, и под этим взглядом вдруг ощутила давно забытое волнение. Филип бережно взял ее лицо в свои ладони и, как редкостный плод или полный до краев кубок, притянул к себе.
Это был бесконечный, упоительный поцелуй, весь состоящий из множества иных, страстных и нежных. Анна испытывала головокружение и слабость, в то же время в груди пылал огонь и стало трудно дышать. Их волосы перепутались, она почувствовала его губы и дыхание на своей шее, в ямке у ключицы, блаженно закрыла глаза и, обняв его, опрокинулась на ложе. Он с силой сжал ее сказочно податливое тело, и Анна застонала и засмеялась одновременно. Она вздрагивала и таяла под его прикосновениями.
Губы Филипа ласкали ее нежно и алчно, захватывая то, что она отдавала ему – отдавала без остатка. Не было сил разомкнуть ресницы, хотелось лишь подчиняться. Все забытое возвращалось к ней, наполняло ощущением совершенного счастья; оно подступало, охватывало ее тело и ее сердце. Она что-то шептала, ловя его поцелуи, упиваясь лаской. Не было греха, не было ни тоски, ни раскаяния. Она была свободной…
Анна медленно открыла глаза и почувствовала слезы на щеках. Филип, приподнявшись на локте, с улыбкой наблюдал, как она приходит в себя. Она обняла его, удивляясь тому, как нежна его кожа. Ее ладонь неторопливо скользила по его плечу, предплечью.
– Фил, я все это совершенно забыла.
– Я понял, милая. А как же Эдуард? Он почувствовал, как Анна вся сжалась.
– Прости. Я не должен был тебя спрашивать. Но я поневоле часто думал об атом.
– Он вовсе не ты… – шепнула Анна, и Филип крепче обнял ее. – Зачем, ну зачем ты отдал меня ему?
– Не говори ничего…
Было тепло. Он накрыл ее одеялом я поцеловал в глаза. Анна тихо засмеялась.
– Я еще не поздравила тебя с приобретением титула. И… – ее голос дрогнул. – И наследника.
Он ничего не ответил, и Анна вопросительно взглянула на него.
– У тебя сын или дочь?
– У меня никого нет.
И тогда он поведал ей, как, вернувшись в Нейуорт, узнал, что Мод Майсгрейв, промучившись трое суток, умерла, разрешившись от бремени мертвым мальчиком.
– Она так легко переносила беременность… Кто бы мог подумать? Анна молчала.
– Знаешь, о чем я думал, стоя в склепе над ее могилой? О том, что ты была права. Меня никто не ждал в Нейуорте. Конечно же, там мои люди – слуги, отряд. Они приняли меня как хозяина, но я был совершенно одинок. Я потерял интерес даже к стычкам с шотландцами. И тогда я вернулся ко двору.
Анна спрятала лицо у него на груди.
– – Мы упустили свой миг, Филип. Но сохранили любовь.
Она посмотрела на него.
– А раз так, я многое смогу вынести. Мне достаточно только изредка вот так обнимать тебя. Филип не мог отвести от нее глаз.
– Ты не боишься греха?
– С тобой – нет.
Она оставалась все той же – упрямой, шальной в горячей. Он узнавал эту непокорность судьбе, силу духа, дерзость.
– Я упустил тебя. Я не заслужил такой любви.
– Ты лучше всех! Никого и никогда я не смогла бы так любить.
Они еще долго говорили в серебристых лучах лунного света. Порой, вспоминая ушедшие дни, смеялись. Филип с радостью узнавал знакомый мальчишеский смех Анны. Он коснулся рукой ее щеки.
– Клянусь обедней, но или здесь недостаточно светло, или я чего-то не вижу. Где же веснушки, Анна, мои любимые, очаровательные веснушки?
– Увы, Фил, – смеялась Анна. – Исчезли вместе с детством.
– Жаль. Я не встречал девчонки с веснушками красивее тебя. И вообще никого красивее… Анна насторожилась.
– А Элизабет Грэй? Она укрылась в аббатстве Вестминстера, и мне так и не довелось ее увидеть. Ведь она очень красива, верно. Фил?
Он легонько щелкнул ее по носу.
– Когда-то ты меня уже спрашивала о ней. Да, бесспорно, она хороша собой. Но совсем другая, чем ты. Ты – как бесенок и ангел в одном обличье. Даже без своих славных веснушек.
Потом он вспомнил об Оливере.
– Молодой Симмел вернулся в Нейуорт. Какой-то кузнец сделал ему приспособление с крюком, он надевает его на обрубок руки и удерживает им щит. А рубит левой. И как! Он говорит, что это ты научила его этому, рассказав про какого-то однорукого воина твоего отца.
– Творец небесный! Я ведь все это выдумала.
– Иной раз и ложь во благо.
Время шло, и они снова тянулись друг к другу, сливаясь в порыве любовного безумия. Физическая близость наполняла их исступлением. Обнимая Филипа, Анна жаждала новых и новых прикосновений. Его ласки, его сила, его страсть дарили ее телу почти невыносимую сладость. Но все же, в минуты затишья, она порой замечала напряженный, странный взгляд Филипа, словно направленный сквозь нее.
– Что с тобой?
Он не отвечал, пряча лицо в ее волосах, отшучивался. Эта ночь иссякла быстрее, чем им хотелось. Анна и не заметила, как поблек, посерел свет луны на окнах. Они умолкли. Откуда-то долетел голос ночного сторожа:
– Господь дарует нам новый день! Четвертый час, в да будет ваше утро добрым!
Анна испуганно взглянула на Филипа. Приподнявшись на локте, он улыбнулся ей и сейчас же стремительно встал и начал одеваться. Анна сидела, прижав к груди край одеяла, ее волосы разметались по плечам.
