Барбара Картленд - Как вольный ветер
Как и вчера, угощение было отменным, но Вальда ела, не замечая вкуса.
Все ее внимание было поглощено сидящим напротив нее человеком и волнующим ощущением исходящих от него значительности и силы. Она интуитивно догадывалась, что так действует на нее его яркая, совершенная мужественность.
Все, испытанное ею с момента их встречи, было так ново и необычайно, что превосходило самые смелые девичьи фантазии!
Вальда твердила про себя, что должна быть очень внимательной, ни в коем случае не выдавая, что творится в ее душе. Он не должен догадываться, как непривычны для нее эти ощущения!
«Надо сказать что-нибудь, — думала девушка. — Нельзя все время молчать!» Но так трудно было найти слова.
Взгляды их вновь пересеклись — и что-то вспыхнуло в ней, точь-в-точь как от поцелуя, который он подарил ей там, в «сердце Камарга».
— Я вижу, сегодня вы не так устали, — заметил Сэнфорд, когда с ужином было покончено.
— Я ни капельки не устала! Ведь вы заставили меня отдыхать днем. Дома я никогда этого не делаю.
— Что же вы делаете, когда бываете дома, и где, кстати, ваш дом? В Париже?
— Большую часть времени — да.
— А по Парижу вы тоже гуляете одна?
Вальда помолчала.
— Почему бы и нет? — небрежно ответила она. — Но чаще… с друзьями.
— Под друзьями вы подразумеваете мужчин или женщин?
— Ну… если это вас так интересует… во время прогулок меня сопровождает мужчина.
Она подумала об отчиме — граф считал физические движения очень полезными, и они вместе прогуливались пешком: по садам Тюильри, вдоль набережной Сены, иногда даже добирались до Буа.
Мать больше ценила экипаж, Вальда же, по чести сказать, предпочитала верховую езду. Но отчим полагал, что для здоровья нет ничего полезнее ходьбы. В городе он заставлял падчерицу сопровождать ее в этих экскурсиях и бывал очень доволен результатом — она возвращалась домой бодрая, оживленная, с разрумянившимися щеками…
Молодой человек и девушка поднялись из-за стола и, не сговариваясь, повинуясь одному и тому же инстинкту, вместе двинулись через распахнутые балконные двери в сад.
На землю уже спустилась ночь. Над головой, одна за другой, зажигались звезды. Лишь на западе горизонт еще озарялся слабым синеватым сиянием.
Природа уснула. Разве что доносился изредка отдаленный вскрик птицы да пробегал в траве какой-нибудь мелкий зверек. Глубокая, чуткая тишина напоминала нежную, проникновенную мелодию скрипки.
И тут из ветвей кипариса раздалась соловьиная трель. Его песнь тоже была исполнена почти неземной гармонии. Лирические звуки флейты чередовались с сочным щелканьем и горячими, упоительными фиоритурами.
Поток чарующих звуков обрушился столь внезапно, что, следуя безотчетному импульсу, девушка повернулась к Ройдону. В тот же миг, будто он только того и ждал, она очутилась в его объятиях. Трепет, прокатившийся по ее телу, показался ей продолжением соловьиной трели.
Лицо Сэнфорда было совсем близко, его губы коснулись ее губ, и больше девушка уже ничего не слышала — только музыку собственного сердца.
Они целовались, кажется, до бесконечности — пока ей не начало чудиться, что звезды падают с небес и сияют у них под ногами. Он прижал ее к себе еще крепче — и у нее не осталось ни собственного сознания, ни собственного тела, она слилась с ним, растворилась, стала частью Ройдона Сэнфорда.
Молодой человек оторвался от губ Вальды и принялся целовать ее глаза, щеки, маленький аккуратный носик и снова рот…
Теперь она чувствовала, как все ее тело вздымается, трепещет и пульсирует, точно внутри нее бушует огромное, разбуженное им пламя, столь же дикое и необузданное, сколь и сама природа Камарга. Но нет, это пылала ее душа, все существо, в страстном порыве желавшее принадлежать ему.
Наконец Сэнфорд поднял голову.
— Уже поздно, — проговорил он странным, глухим и хриплым голосом. — Ступай к себе, дорогая. — И, повернув Вальду, легонько подтолкнул ее к двери.
Плохо понимая, что делает, девушка послушно двинулась. Она сейчас была не в состоянии ни думать, ни говорить. Не оглядываясь, она выскользнула из гостиной и как сомнамбула начала подниматься по лестнице.
Ее постель уже была разобрана госпожой Поркье, на столике, в изголовье, горела свеча.
Вальда расстегнула платье, сняла и повесила его в шкаф. Потом стала стягивать нижние юбки. Аккуратно сложив все белье на стул, надела ночную рубашку.
Присев за туалетный столик перед зеркалом, девушка начала рассеянно вынимать шпильки из прически, пока волосы густой тяжелой волной не рассыпались по плечам. Вальда автоматически расчесала их щеткой.
Каждым нервом, каждой клеточкой тела, каждой крупицей сознания она была сосредоточена на том прекрасном и непонятном, что происходило с ней.
Вновь и вновь ощущала она на губах вкус поцелуев Ройдона, его горячие, волнующие прикосновения к ее глазам, щекам…
— Вот она, любовь! — сказала себе Вальда.
Она бросила взгляд на свое изображение в зеркале и теперь совершенно отчетливо увидела, что изменилась.
Ее глаза излучали невиданное сияние.
В этом удивительном свечении заключалось поистине что-то неземное.
Несколько минут девушка блаженно созерцала свое отражение. Потом, глубоко и счастливо вздохнув, улеглась в постель.
За дверью послышались шаги — Ройдон возвращался в свою комнату, прямо напротив ее.
Как он был прав, вовремя отослав ее спать, чтобы не испортить, не спугнуть того восторга и счастья, которые пробудили в ней его поцелуи! Оба они словно причастились. После того, что произошло между ними, немыслимо было бы разговаривать. Все слова показались бы слишком обыденными, банальными.
«Он все понимает! — с восторгом думала Вальда. — Я никогда не предполагала, что мужчина может быть таким чутким!»
Завтра, завтра они будут много и долго говорить. Им столько нужно сказать друг другу.
— Я скажу, что люблю его!
Могла ли она ожидать, что, приехав в Камарг отстаивать свою независимость, найдет здесь самое желанное?
Встретит любимого и любящего ее человека.
Она закрыла глаза, не в силах поверить своему счастью. Вот он, тот человек, который даже не подозревает обо всем ее богатстве, для которого она простая девушка, старающаяся заработать на жизнь ремеслом фотографа. Он не гонится за ее состоянием, он любит ее саму!
Да, она знала, верила, что такое бывает, но все-таки боялась, что никогда не найдет подобных чувств.
Любовь! Прекрасная и возвышенная! Столь же чистая и совершенная, как и та, что издавна воспевалась на земле Прованса рыцарями-трубадурами!
