Барбара Картленд - Дьявольское наваждение
Герцог поцеловал ее в лоб, провел рукой по шелковистым волосам и сказал:
– Все кончено, моя любовь. Ты свободна. Остается только решить, как скоро ты выйдешь за меня замуж.
Девушка не произнесла ни слова, только прижималась к герцогу, словно желая удостовериться, что он рядом, а значит, она в безопасности.
– Ты вела себя удивительно храбро, – восхищался герцог. – Я горжусь тобой!
Она подняла голову, и герцог долго смотрел ей в глаза.
Зло было побеждено и больше не угрожало им.
Потом медленно, не торопясь, зная, что впереди еще целая жизнь, герцог наклонился и губами нашел губы Джиованны. Поцелуй был долгим, нежным и настойчивым, и только после него Джиованна смогла произнести незнакомым неуверенным голосом:
– Неужели все кончилось… неужели я могу стать твоей женой?..
– Да, и чем быстрее, тем лучше, – ответил герцог. – А после этого, любимая, ты станешь моей, и тебе никогда и никто не посмеет угрожать.
И, словно с новой силой испугавшись за нее, герцог начал целовать Джиованну, целовать требовательно и страстно, чтобы любовь заставила рассеяться ужас случившегося.
Много позже, когда полицейские уехали с виллы, забрав тела, герцог и Джиованна отправились к леди Синклер.
– Как вы, бабушка? – спросила Джиованна, увидев, что старушка сидит в том же кресле, где они оставили ее.
– Прекрасно, дорогая, – улыбнулась леди Синклер. – Шеф полиции рассказал мне, как ты замечательно держалась.
Он тебе очень благодарен. Он сказал, что без этих негодяев в Неаполе станет гораздо спокойнее.
Джиованна ничего не ответила, только посмотрела на герцога. Он обнял ее за талию и произнес:
– Остался еще один нерешенный вопрос, леди Синклер – как скоро мы можем обвенчаться? Джиованна не желает быть одна ни днем, ни ночью… и мне самому очень не хочется отпускать ее.
– Я все понимаю, – согласилась леди Синклер. – Британский консул – мой старинный друг, так что здесь все просто. А что касается вашего медового месяца…
– Медового месяца? – прошептала Джиованна.
– Да-да? – спросил герцог.
– У меня есть хороший друг, граф Роберто Карузо, владелец роскошной виллы с великолепным садом. Это всего в полумиле отсюда. Граф сейчас в отъезде, но он просил меня присмотреть за виллой. Я знаю, что он будет искренне рад, если вы поселитесь там на время. В случае еще каких-нибудь пожеланий, можете смело обращаться ко мне.
– О, как… как все замечательно! – воскликнула Джиованна.
И наконец, словно избавившись от слишком тяжелой ноши, девушка разрыдалась в кольце сильных рук герцога.
Проснувшись, Джиованна увидела, что кто-то – она догадывалась, кто именно, – раздвинул портьеры, закрывавшие огромное окно в их спальне. Глядя на поднимавшийся в небо золотой диск солнца, Джиованна почувствовала, как руки мужа обвились вокруг ее талии и притянули ее поближе.
– Это заря нашей новой жизни, моя любимая, – заговорил он. – Я решил, что нам стоит посмотреть ее вместе и убедиться – теперь все будет иначе.
– Я так счастлива! – прошептала Джиованна. – Мне кажется, это сон.
– Значит, мы видим один и тот же сын, – тихо ответил герцог, – но в нем не будет ни единой тени – только свет солнца!
Джиованна всей душой согласилась с ним, прижалась еще крепче и подставила любимому губы для поцелуя.
Британский консул, оказавшийся весьма приятным человеком, устроил свадьбу с невероятной скоростью. Из церкви при консульстве новобрачные отправились прямиком на виллу графа, специально по случаю украшенную белыми цветами.
Герцог побаивался, что после долгого путешествия и всех треволнений Джиованна ослабеет, но девушка словно заново родилась. Он знал, что причиной тому их любовь – а значит, ничто другое не имеет значения.
Герцог очень надеялся, что Джиованна уже позабыла ужас встречи с Кейном Хорном и мачехой, погибшими у нее на глазах. Герцог понимал, что это был наилучший исход – теперь не нужен суд, который повлек бы за собой нежелательную огласку. А что до дочери графини, то она скорее всего предпочтет скрыться еще до возвращения новобрачных в Шотландию, и даже память об обманщице изгладится очень быстро.
Герцог уже написал сэру Иэну Мак-Кэрону длинное письмо, в котором изложил все подробности случившегося, попросил сообщить об этом родственникам Далбетов и стараться держать дело в тайне от прессы.
К счастью, замок Инверкарон и Далбет-Хаус находились в северной части Шотландии, а значит, слухи могли и не достигнуть юга.
Герцог надеялся, что отныне его жизнь с Джиованной станет тихой и спокойной, не обремененной всевозгуюжными сумасшедшими событиями.
Вечером юная жена спросила:
– Ты так и будешь звать меня Джиованной?
Герцог без труда прочитал ее мысли – имя Джейн всегда будет связано для его жены с девушкой, которая притворялась ею.
– Для меня, – ответил он, – Джиованна – самое прекрасное из всех имен. Я никогда не назову тебя иначе.
Девушка облегченно вздохнула и тихо призналась:
– Я так хотела услышать это!
Ночью, после свадьбы, герцог смог наконец доказать Джиованне свою любовь. Он пробудил в ней такую страсть, что влюбленные вознеслись на Небеса, о существовании которых герцог прежде и не подозревал. Он понимал, что Джиованна еще слаба, и был очень нежен и осторожен, боясь напугать девушку.
Как он и подозревал, Джиованна оказалась совершенно неискушенной в любви, но герцог целовал ее до тех пор, пока чувство, охватившее ее еще при первом их поцелуе, не усилилось тысячекратно и не заставило девушку очутиться словно в раю.
Никогда прежде герцог не знал подобного счастья. Для Джиованны же оно стало откровением.
– Я люблю тебя… люблю, – повторяла она. – Мне никогда не говорили, что любовь – это так прекрасно…
– Ты счастлива, любимая?
– Да, так счастлива… что сейчас умру! Как можно пережить такое наслаждение!
Герцог тихонько рассмеялся.
– Ты жива, моя дорогая, я держу тебя в объятиях и ты теперь моя жена.
– Да, правда… правда… – шептала Джиованна.
– Возможно, понадобится не один год, чтобы ты поверила в это, – ответил герцог, – но с каждым днем я буду все нежнее любить тебя и все чаще покрывать поцелуями твое прекрасное тело.
Девушка зарделась и произнесла:
– Нет, я некрасивая… я слишком худая.
– Ты прекрасна, – уверенно заключил герцог, – а я смотрю на тебя не только глазами тела, но и глазами души.
Он улыбнулся.
– Ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать – мы ведь шотландцы, немного не от мира сего. Мы чувствуем друг друга… а моя любовь к тебе может быть отражена разве что звездами на небосводе да солнечными лучами.
