Пенелопа Нери - Украденный миг
Гидеон ловил взгляд Эммы… Неужели она, гордясь своей изменой, смеялась над ним? Тогда откуда эта печаль, эта горечь в уголках рта? Откуда эта тоненькая, страдальческая морщинка между бровей, изумленно и гневно приподнятых?
Барабан вдруг умолк.
Танцовщица исчезла, точно дух разгневанной женщины при первых лучах рассвета.
Вдруг вокруг воцарилась тишина. Напряженная тишина…
Гидеон с трудом приходил в себя.
Он увидел лицо Джулии, искаженное страхом, глаза матери, полные стыда и отчаяния, изумленных гостей… Все ошеломленно смотрели на него.
Положение спасли музыканты. Оркестр вдруг грянул что-то такое отчаянно-бесшабашное, такое оглушительно-звонкое, так загикал и засвистал, что все рассмеялись.
Гидеон тряхнул головой:
— Ну, дорогая, как тебе понравилась хула-хула?
— Полагаю, мое мнение тебе совершенно неинтересно. Я устала. Извини, но я должна уйти. Я уже получила удовольствие… сполна.
— Но развлечения еще только начинаются…
— Я развлеклась — глядя на тебя.
— Да, я наслаждался, я люблю хула-хулу, и мне понравилось, как ее танцует Калейлани. Она делает это великолепно, не правда ли, мама? — Гидеон обратился к только что подошедшей Мириам.
Ему хотелось подразнить Джулию. Говоря с ней, он был абсолютно холоден и спокоен.
— Я рада, что тебе понравилось, сын мой. Ведь это я пригласила Эмму. Знаете, миссис Джулия, хула-хула у нас запрещена, она считается немного неприличной, но я этого не нахожу. Я умела ее танцевать в молодые годы…
— Я должна отдохнуть, мэм. Извините. Сладких вам снов, папа Кейн. Доброй ночи, Гидеон. Доброй ночи, мадам.
И Джулия стала пробираться между танцующими к дому.
— Боже мой, Гидеон, в чем же я виновата? Твоей жене танец показался чересчур неприличным и откровенным. Прости меня, сын. Я никак не хотела обидеть бедную девочку. Может быть, мне стоит пойти и извиниться…
— Не в чем, мама! Ты просто случайно попала в сектор обстрела и приняла пулю, предназначенную мне. Я скоро приду, родная!
Уже взойдя на веранду, Гидеон понял, что не в силах выдержать скандала с женой. В том, что скандал неизбежен, он был уверен. А потом Джулия, конечно, захочет затащить его в постель.
Он представил себе ее злое лицо, запах крема и приторно-сладких духов — и отправился в сад.
Ему хотелось подышать ночным воздухом, прийти в себя, разобраться в странной цепи случайностей и неудач, постоянно преследовавших его.
Случайностей?
Он усмехнулся.
Может быть, это богиня Пеле преследует и жалит его все эти семь лет? Было прохладно.
Луна поднялась высоко и напомнила Гидеону большую жемчужину, сиявшую на черном бархате…
Ох, какая тяжесть была сейчас на сердце у Гидеона!
Острый запах лекарственных трав, росших на этом участке, составлял резкий букет и будоражил душу.
Было очень тихо, чувствовалось только целебное дыхание ночи, и упоительный стрекот сверчков ласкал слух. Светлячки сверкали в траве, как маленькие искорки. Закрыв глаза, Гидеон наслаждался ласковым ночным ветерком. Как бы он хотел вычеркнуть измену Эммы из своего истерзанного сердца, прогнать боль из души. Сколько надежд разрушила эта девушка… Теперь он на родной земле, но прикован навеки к женщине совсем чужой, к которой не чувствует ничего, даже вожделения. Только одно чувство владеет им, когда он смотрит на нее, — совершена непоправимая ошибка.
Он тяжело вздохнул. Кого теперь винить? Себя, за то, что напился до бесчувствия, или Джулию, за ее слабость и легкомыслие? Не все ли равно?! Даже если допустить, что она вовсе не слабая и не легкомысленная, но хитрая и расчетливая женщина, воспользовавшаяся ситуацией, чтобы затащить его к себе в постель, то что из того? Ведь напился он сам, и сам вдруг загорелся жениться на ней, несмотря на уговоры дяди Шелдона и Тома. Куда он так спешил? Почему так стремился упасть в эту пропасть? Отчего вдруг заиграло в нем столь трепетное чувство ответственности и долга? Зачем он запутался в эту абстрактную паутину? Он безнадежно запутался. «Гидеон, ты отпетый дурак! Почему ты понял это только теперь, когда все уже кончено?»
Эмма…
Ее случайный или, может быть, не случайный взгляд слишком много сказал ему. Они оба несчастливы в браке. Он — с Джулией, а она — со своим Чарльзом Уоллесом. Господи! Ведь он так любит ее…
Он хотел было уже вернуться к гостям, но вдруг чья-то тень мелькнула в лунном свете.
Он бросился за ней:
— Эй, кто там?
Грабитель на острове? Гидеон и не слыхивал о таких вещах, но надо бы взглянуть на того, кто взбежал сейчас на бельведер…
— Кто там?
Звуки праздника едва доносились сюда. Стрекот сверчков заглушал их.
Гидеон внимательно всматривался в темноту. Никого там не было.
Верно, ночная птица вспорхнула в лунном свете, а он принял ее за тень человека… Гидеон сел на скамейку.
Если бы он мог поговорить с Эммой по-прежнему, объяснить ей все… За что она гневается на него? Она вышла замуж — он женился…
Она — миссис Уоллес, Джулия — миссис Кейн. Они квиты.
Но как она была хороша сегодня! Он оставил ее четырнадцатилетней девочкой, а теперь это была женщина, полная сил, готовая дарить наслаждение…
Ладно-ладно! Помечтать-то ведь можно? В этом ведь нет греха?
Гидеон запрокинул голову и, глядя в небо, представил себе Эмму — ее нежное личико, бедра, грудь…
Что-то прошуршало у него за спиной. Он вскочил.
— А ну-ка, выйди на свет! Что ты здесь делаешь, негодяй?
Наугад, по слуху, он попытался схватить кого-то, кто пытался проскользнуть мимо него…
Пальцы Гидеона крепко сжали чье-то тонкое запястье…
— Эмма?
— Отпусти! Мне больно, Гидеон!..
Глава 15
И тут на него нашло какое-то дикое, небывалое бешенство…
Едва Гидеон узнал Эмму, в нем проснулась ярость и желание отомстить за пережитое унижение.
Он сильнее сжал ее запястье.
— А куда это мы спешим, миссис Уоллес? Или вы торопитесь к своему Чарли?
Она не разобрала его слов.
Она только смотрела и не узнавала его.
Он был страшен.
Широкоплечий гигант, испугавший ее, был только похож на Гидеона. Наглая ухмылка кривила его губы, злоба светилась в его глазах.
Неужели годы так изменили его? Теперь перед ней был мстительный и опасный мужчина. Нет, это не ее возлюбленный!..
— Отпустите мою руку, сэр… — Она хотела говорить твердо, но голос ее звучал жалобно, и сердце от ужаса ухало и падало куда-то вниз. — Отпустите… или я закричу!
Он опомнился. Боже, как стыдно!
Как он посмел причинить ей боль, напугать, оскорбить ее? Что бы ни было, но это — Эмма, его маленькая Эмма, и — черт бы побрал все свадьбы и измены на свете!
