Барбара Картленд - Принц для Золушки
Затем граф медленно и осторожно обнял Мариоту, едва коснувшись губами ее губ, словно целуя цветок.
Для Мариоты это прикосновение было подобно нежнейшей музыке, звучавшей в ее грезах.
Их губы слились в поцелуе, и ей показалось, будто он вознес ее к небесам, и солнечный свет окружал их, подобно нимбу.
Все, о чем она мечтала, к чему стремилась, наконец нашло свое воплощение. Отныне любовь к графу заполнила и сердце ее, и разум.
Граф со все разгоравшейся страстью целовал ее податливые губы, а Мариота все крепче прижималась к его груди.
Сколько раз она молилась, чтобы Господь послал ей такую любовь. Она пылала от страсти, чувствуя, что летит прямо к звездам. Граф ощутил этот жар и впился губами в ее уста, как будто вступил в бой, надеясь навсегда остаться с Мариотой и в то же время понимая, что роковая битва проиграна.
— Я люблю тебя, я люблю тебя, о, как мне передать всю силу моей любви! — чуть слышно шептала Мариота.
Он покрывал поцелуями ее глаза, щеки, хрупкую шею, а затем вновь поцеловал в губы.
Мариоту не испугал его отчаянный натиск, напоминающий бурю. Солнце, горевшее в ее груди, превратилось в пламя, и она была готова сгореть в его огне.
Да, это была земная, чувственная любовь. Но, даже охваченный ее порывом, граф знал, что душа девушки свята и не потерпит насилия.
Он ощутил, что больше не выдержит напряжения, и выпустил ее из объятий. Мариота остановилась у камина.
— Прости меня, — проговорил он. — Я не думал, что это случится.
— Мне нечего тебе прощать, — ответила Мариота. — Я люблю тебя так же сильно, как ты меня. Но, мой дорогой, я не хочу, чтобы ты страдал.
Мариота посмотрела на графа. Его лицо исказилось от боли, черты заострились, и он как будто сразу постарел на несколько лет.
— Я должен тебя покинуть, — сказал он. — Если я задержусь хоть на минуту, мы не вынесем этой пытки. Сейчас мне трудно произнести даже простое слово «прощай».
— Возможно, нам и не надо его произносить, — заколебалась Мариота. — Возможно, нам следует верить, что в один прекрасный день мы снова увидимся и будем вместе.
Она понимала, что тешит себя иллюзией — ведь леди Элизабет была очень молода, на год моложе ее, и после свадьбы разлучить графа с женой могла только смерть.
Немного помолчав, он попросил:
— Позволь мне взглянуть на тебя еще раз и запомнить, как ты выглядела при расставании. Этот миг — мой, и никто не в силах его отнять.
— Я надела платье, которое ты мне подарил.
Граф медленно оторвал взор от ее лица и посмотрел на платье.
— Оно тебе очень идет, в моих мечтах я всегда видел тебя в таких элегантных, воздушных платьях.
— Вот там, в ночных грезах, мы и встретимся, — ласково промолвила Мариота. — Я буду мечтать о тебе, а ты обо мне. И возможно, мы почувствуем, что снова нашли друг друга.
Граф потерял самообладание и вспылил:
— Я не желаю жить пустыми мечтами. Я хочу держать тебя в объятьях, ощущать твое юное, хрупкое тело, говорить с тобой, слушать твой мелодичный голос, когда ты признаешься мне в любви.
— Я люблю тебя, — повторила Мариота. — Благодаря этой любви я узнала, что в мире все-таки есть счастье.
— Лишь когда мы вместе, — возразил граф. — Без тебя я беспомощен и не знаю, что мне делать.
Он собрался с силами и гордо заявил:
— Черт побери! Почему мы, как последние идиоты, должны распять себя на кресте чести? Мариота, давай убежим за границу. Конечно, скандал неминуем, и события последних дней будут обсуждать на все лады, но когда-нибудь страсти утихнут, и о нас забудут.
Граф протянул ей руку. Мариота уже была готова сделать решающий шаг и согласиться.
Как это прекрасно — сопровождать его в странствиях по свету, пусть даже им суждена участь изгнанников.
— Кто вспомнит о том, что случилось год назад? — спросил граф. — Элизабет молода, хороша собой. У нее множество поклонников, желающих на ней жениться, и она любит меня не больше, чем я ее.
Поедем со мной, Мариота, дорогая, — продолжил он, убеждая скорее самого себя. — Мы будем счастливы вдали от этого несправедливого мира. Ничто не сможет нам помешать.
Мариота ответила не сразу:
— Ты знаешь, как я хочу быть с тобой, ты знаешь, как я тебя люблю. Вчера ночью ты не пришел ко мне в спальню, но я и не сомневаюсь в тебе.
Она перевела дыхание:
— Ты знатен, богат, ты вызываешь восхищение. У тебя огромная сила воли. Ты способен повелевать. Ради тебя можно пойти на все, даже на преступление.
Вздохнув, она добавила:
— Ты можешь распоряжаться чужими судьбами и нести ответственность. И дело вовсе не в том, что у тебя громкий титул. Прежде всего, ты благородный человек… которого я люблю.
Мариота не задумывалась, как прозвучат ее слова. Они шли от самого сердца, и она чувствовала, что говорит правду, которую никто не в силах опровергнуть.
Граф спокойно выслушал ее и сказал:
— Если ты этого хочешь, моя дорогая, и не раскаешься в собственном выборе, то я согласен безропотно принять любое твое решение и стерпеть все превратности судьбы.
Она уловила в его голосе грустную, даже скорее покорную нотку и поняла, что доверяет ему еще больше, чем минуту назад, когда он с таким пылом умолял ее бежать. И ей хотелось лишь одного — навсегда остаться в его объятьях.
Подойдя к двери, граф позвал Джекоба:
— Распорядитесь, чтобы мне немедленно подали фаэтон.
— Слушаюсь, милорд.
До Мариоты донеслись удаляющиеся шаги старого слуги. Граф, вернувшись в гостиную, подошел к девушке, обнял ее за плечи и подвел к окну.
Мариота неожиданно почувствовала страшную усталость, словно она боролась с порывами ураганного ветра, и положила голову на плечо любимого.
Они молча смотрели на запущенный сад, заросший кустарником, озеро, в котором отражалось бледно-голубое небо, похожее на цвет ее платья.
Граф обнял ее и прижал к себе. Мариота вновь почувствовала, что они стали единой плотью и их сердца бьются в унисон.
Она знала, что в душе графа происходит то же, что и в ее.
— Ты будешь за меня молиться? — спросил он.
— Ты же знаешь, что буду.
— Мне нужны твои молитвы. Без них я не смогу жить. Обещаю тебе, я всегда буду говорить себе: «Этого хотела от меня Мариота». Или: «Она бы это одобрила».
— Ты никогда и ни в чем не ошибаешься, — прошептала Мариота.
— Я ошибся в одном и самом главном, — с горечью отозвался он.
Услышав шаги в холле, они направились к двери.
Старый Джекоб, с трудом передвигая ноги, двинулся им навстречу.
— Я был на конюшне, милорд, — доложил он графу. — Но там нет вашего фаэтона, а еще грум попросил меня передать это письмо мисс Мариоте.
