Барбара Картленд - Принц для Золушки
Когда она поднялась из-за стола, Линн спросила:
— Я могу пройти к графу и попрощаться с ним?
— Он очень устал после прогулки и лег в постель, — пояснила Мариота. — Не забывай, что он всего лишь день как на ногах и нуждается в отдыхе.
— Но, я надеюсь, ты с ним встретишься?
— Нет, в отличие от тебя я отнюдь не эгоистка и не намерена ему мешать, — возразила Мариота. — А завтра на рассвете, еще до твоего отъезда в Грандж, он покинет нас.
Линн разочарованно посмотрела на сестру, и Мариота добавила:
— Лучше напиши ему письмо и поблагодари за то, что он одолжил тебе лошадь и прислал грума. А не то он подумает, что ты плохо воспитана.
— Если я это сделаю, ты попросишь его оставить у нас Даффодила еще на несколько дней? — не отставала от нее Линн.
— Я попытаюсь, но обещать не берусь, — отозвалась Мариота.
— Ну, все же это лучше, чем ничего, — оживилась Линн. — Но, как бы то ни было, граф к нам не вернется.
— Да, не вернется, — повторила Мариота, не зная, произнесла ли она эти слова вслух или они прозвучали в ее душе.
Она легла в постель, полагая, что не выдержит и расплачется. Но у нее не было сил даже на слезы.
Перед ее мысленным взором неотступно стояло лицо графа, говорившего ей о своей любви. Мариота вспомнила, что его взгляд не однажды становился страдальческим, когда она заходила в Комнату короля или садилась ему читать.
В ту пору она не знала, какая тайна гнетет его душу, но теперь сама изнемогала от бремени вины и невыразимых мук. Потеряв графа, она окончательно замкнется в себе, жизнь для нее кончится.
— Я люблю его, я люблю его, — повторяла она, безмолвно взывая к матери, словно ища у нее поддержки.
Мариота унаследовала материнский характер и, подобно ей, могла полюбить лишь раз и навсегда.
Перед рассветом ей удалось уснуть. Открыв глаза, она обнаружила, что на часах уже восемь утра и она опоздала подать завтрак Линн.
Прежде Мариота не теряла ни минуты, но сейчас привычные хлопоты утратили для нее всякий смысл, и она осталась в постели.
Через несколько минут она все же заставила себя подняться и подошла к окну, чтобы понаблюдать за сборами графа.
Ей хотелось спрятаться в лесу или запереться в одной из пыльных, заброшенных комнат замка, но она не сделала этого, решив, что должна на прощанье взглянуть графу в глаза. На мгновение ей представилось, что он ее сын и ей нужно оградить его от горя и страданий.
— Я хочу, чтобы он был счастлив, — проговорила Мариота, но тут же вспомнила, что он скоро женится на леди Элизабет, и ее пронзила невыносимая боль, словно тысячи ножей впились ей в сердце.
Мариота медленно оделась и была уже почти готова, когда в дверь постучал старый Джекоб. Запыхавшись от подъема по лестнице, он с трудом удерживал в руках огромную коробку.
— Там внизу еще четыре таких, мисс Мариота, — сообщил Джекоб. — Если угодно, я их вам принесу, но мне одному что-то тяжеловато.
— Оставь их, — сказала она. — Я попрошу мистера Джереми помочь тебе.
— Спасибо, мисс, — поблагодарил ее Джекоб. — А то у меня ноги подкашиваются.
Она увидела на коробке название модного магазина и поняла, что граф настоял на своем и заказал платья для нее и Линн. Он уговорил ее отдать мерки, и вот его прощальный дар.
Мариота открыла коробку. В ней лежали два платья, столь непохожие на ее скромные, потрепанные наряды, что она обомлела. Граф догадался, что светлые тона как нельзя лучше подойдут к ее светлым волосам и серым глазам, подчеркнув молочную белизну кожи. Она взяла бледно-голубое платье с темными кружевами и переоделась. Кажется, этот оттенок называется «любовь в тумане», мелькнуло у нее в голове. Ей не сразу удалось привыкнуть к своему новому облику. В этом платье она была похожа на речную нимфу или на ангела. Несколько минут Мариота стояла у зеркала, впервые поняв, что у нее поистине безупречная фигура.
«Пусть он запомнит меня такой», — решила она. От этой мысли у нее защемило сердце, а ярко сиявшие глаза мгновенно потускнели.
Мариота неторопливо спустилась в опустевшую столовую. Ее близкие давно кончили завтракать и разошлись.
Оставленное для нее яйцо остыло и было совсем невкусным, но она с удовольствием съела ветчину, привезенную из Мадресфилда, и выпила чашку холодного кофе.
После завтрака Мариота аккуратно собрала посуду, опасаясь ненароком запачкать платье, и отнесла ее на кухню.
— Для кого мне приготовить ланч, мисс Мариота? — осведомилась миссис Бриндл.
— Я не знаю, когда вернется Джереми, но надеюсь, что он не опоздает, — ответила Мариота. — Значит, нас будет трое.
— Мистер Хикс сказал мне, что его светлость уедет сегодня утром, — заметила служанка, которой не терпелось поговорить с хозяйкой.
— Да, я так полагаю, — неуверенно откликнулась Мариота. Из кухни она направилась в гостиную и, по обыкновению, занялась уборкой.
Сирень в одной из ваз начала увядать, и, увидев на отполированной поверхности стола несколько упавших цветков, Мариота едва не приняла их за слезы.
«Господи, да какие глупые мысли лезут мне в голову, — одернула она себя. — Когда граф придет прощаться, я должна быть спокойна и сдержанна. Он и так расстроен, и я не вправе растравлять ему душу».
Она не знала, что происходит наверху, и появление графа застигло ее врасплох. От волнения у Мариоты пересохло в горле.
Он закрыл дверь и двинулся ей навстречу.
— Я знал, что вы здесь, — начал он.
— Я… ждала вас.
— И думали обо мне?
— Как я могу думать о ком-либо другом?
Граф приблизился к Мариоте. Она заметила, что у него под глазами обозначились темные круги. Очевидно, он тоже не спал всю ночь.
— Вчера в парке я признался вам в любви. Там, на природе, сделать это было легче. Дома я не удержался бы и поцеловал вас.
Его голос стал низким и глухим от боли.
— Я боялся к вам прикоснуться, но теперь понял, что не уеду, не поцеловав вас, Мариота. Я должен хоть на миг убедиться, что вы — моя.
— Я всегда… буду вашей.
— Прошлой ночью я испытал адские муки, зная, что вы совсем рядом. Мне ничего не стоило зайти к вам в спальню и сказать, как я вас люблю.
— Почему же вы того не сделали?
— Потому что, моя несравненная, я не просто люблю вас как женщину, ниспосланную мне Богом, но и преклоняюсь перед вашей чистотой и невинностью. Погубить ваше доброе имя — это преступление.
Граф не отрывал от нее жадного взгляда, и у Мариоты перехватило дыхание.
— Прощайте, моя дорогая. Я буду любить вас всю жизнь, — с обреченным видом произнес он.
Затем граф медленно и осторожно обнял Мариоту, едва коснувшись губами ее губ, словно целуя цветок.
