Барбара Картленд - Влюбленный странник
— Ты это о чем? — резко, почти грубо спросил Рэндал.
— Она не должна с ним разговаривать после того, что случилось, — ответила Сорелла. — Это придет потом, но сейчас она должна молчать. Он пусть говорит быстро и нервно, потому что он смущен и расстроен тем, что сказал. А она пусть будет тихой, такой тихой, что он начнет беспокоиться…
— Я никогда еще не слышал ничего… — начал Рэндал, но вдруг осекся и воскликнул. — Ты права! Конечно же ты права! Она должна вести себя именно так. Боже правый! Я должен переписать сцену.
Рэндал, возбужденный, вскочил на ноги и направился к оркестровой яме. Он поговорил с Брюсом. Это заняло всего несколько минут, но раздражение Брюса исчезло, он пригладил волосы, вместо того чтобы снова растрепать их.
— Наконец ты понял, Рэндал! — воскликнул Брюс. — Знаешь, мы, пожалуй, еще раз пройдем вторую сцену, пока ты переделываешь эту.
Прошло несколько часов, прежде чем Рэндал вернулся домой, усталый, но торжествующий. Он переделал всю сцену, и, хотя многое еще требовалось дописать, общий замысел был ясен, и замысел этот был очень удачным.
Подойдя к лифту, Рэндал вдруг вспомнил, что весь день ничего не ел. Он переписывал пьесу примерно с полудня и не заметил, как быстро пролетело время. Рэндал чувствовал не только возбуждение, но и огромное, радостное удовлетворение. Да, он был доволен собой! Он ставил не только самую амбициозную, но и лучшую свою пьесу.
Рэндал открыл дверь в квартиру своим ключом. Хоппи была в кабинете. Он слышал стук пишущей машинки. Но сейчас Рэндалу не хотелось встречаться со своей секретаршей.
Он открыл дверь в гостиную. В кресле спиной к нему сидела незнакомая женщина. Рэндал видел изящную головку, красиво сидевшую на гибкой белой шее. Но тут незнакомка обернулась, и Рэндал увидел, что это Сорелла.
— Привет! — улыбнулась она. — Все хорошо?
Прежде чем ответить, Рэндал несколько секунд удивленно смотрел на девочку.
— Да, все нормально. Но что ты с собой сделала? Я тебя не узнал.
— Я постриглась. И купила себе новое платье. Хоппи сказала, что вы разрешили мне купить кое-что из одежды.
— Да, конечно, — рассеянно подтвердил Рэндал. — Но ты выглядишь теперь совершенно иначе.
Он не понимал, как стрижка и новый наряд могли так изменить Сореллу.
Непослушных, неопрятных прядей, падавших девочке на плечи, больше не было. Волосы Сореллы были теперь расчесаны на пробор и обрамляли ее тонкое лицо изящными волнами.
Сорелла больше не была той худышкой, которую Рэндал впервые увидел на вилле на Лазурном берегу. Живя в доме Рэндала и регулярно питаясь, она поправилась, тело ее налилось, а кожа утратила нездоровую бледность, которая испугала Рэндала. Именно поэтому Сорелла показалась ему тогда невзрачным ребенком.
Теперь же он заметил в девочке нечто такое, что раньше ускользало от его взгляда. Сорелла была по-своему даже хорошенькой. Это была не та захватывающая дух красота, что у Люсиль, и не элегантная миловидность Джейн. Это было что-то куда более тонкое и в то же время более определенное, как если бы Рэндал, отдав дань двум живописным полотнам, залюбовался маленькой изысканной гравюрой.
Темные волосы Сореллы казались глянцевыми, в них будто отражалось пламя камина. Рэндал не замечал раньше, как четко очерчен овал ее лица и как изящно сидит голова на тонкой шейке. В Сорелле были шарм и грация, и Рэндал вспомнил, что мать ее была балериной. Похоже было, что она многое унаследовала от матери, в частности ее манеру сидеть, положив на колени изящно сложенные руки. Красивые руки с тонкими длинными пальцами.
Сорелла не двигалась, не ежилась под его взглядом, и Рэндал подумал, что мало кто из знакомых ему женщин способен был в подобной ситуации сохранять такое спокойствие и безмятежность.
Глаза Сореллы были по-прежнему неестественно большими, такими же, как в то время, когда — Рэндал теперь знал это наверняка — Сорелла недоедала, а иногда практически голодала. Но губы девочки стали полнее, а маленький прямой нос был словно вылеплен скульптором.
Новое платье Сореллы было из темно-зеленой шерсти. Оно было простого, строгого покроя, и единственным украшением ему служил тоненький кожаный ремешок. Сорелла выглядела в этом платье гораздо старше своих лет. Рэндал впервые заметил на ней тонкие чулки и туфли на каблуках.
— Поздравляю тебя!
Сорелла вспыхнула от его похвалы.
— Я спросила Хоппи, кто у вас считается лучшим дамским парикмахером, — сказала она. — И Хоппи мне сказала, что многие важные леди ходят к Питеру из салона Элизабет Арден. Он был очень любезен, когда я сказала, что пришла от вас. Он дал мне много полезных советов. Например, сказал, что не всегда стоит разделять волосы пробором посередине, а еще сказал, что я похожа на девушку с одной итальянской картины. Правда, он не мог вспомнить, как она называется.
Зато Рэндал точно знал, кого напомнила парикмахеру Сорелла. Она была похожа на изображенную несколькими итальянскими художниками совсем юную мадонну. На этих картинах она казалась слишком юной, чтобы быть матерью, и смотрела на младенца широко открытыми глазами, полными не только обожания, но и изумления. Было что-то очень искреннее и умиротворяющее в лицах этих маленьких темноволосых мадонн и в то же время что-то небесно чистое и целомудренное, что старые мастера сумели передать на холсте, дав возможность прикоснуться к тайне каждому последующему поколению.
Юная мадонна! Рэндал не произнес этого вслух. Он только смотрел на Сореллу, неподвижно сидевшую в свете каминного огня, отмечая про себя, что темно-зеленое платье подчеркивает мягкую округлость ее груди и тонкую талию.
Рэндал вздрогнул, отвлекаясь от своих мыслей, когда Сорелла попросила его:
— Расскажите мне о вашей пьесе.
Все еще не сводя с девушки глаз, Рэндал присел в кресло напротив и начал рассказ. И только изложив до конца содержание пьесы, он задал волновавший его вопрос:
— Но откуда ты знала? Как ты поняла, что именно так будет правильно? Я перечитывал эту сцену много раз. А еще ее разбирали Брюс, Эдвард Джепсон, Люсиль и десятки других людей, но ни один из них не заметил того, что заметила ты. Как тебе это удалось? Что ты знаешь о сцене, если уж на то пошло?
— Когда папе было больше нечего делать, он отправлялся на какое-нибудь представление или репетицию, а я обычно шла с ним. Он конечно же всегда проходил бесплатно. Вскоре служащие в театре и работники сцены привыкали ко мне и пускали в театр, когда я приходила одна. — Сорелла сделала паузу, а затем, словно сообщая Рэндалу сокровенную тайну, произнесла полушепотом: — Когда я вижу пьесу или читаю книгу, я всегда представляю себя главной героиней. Мне кажется, что это я переживаю происходящее — счастье и горе, восторг и опасность, приключения и невзгоды. Если книга хорошо написана, легко представить себя вымышленным персонажем. если же она написана плохо, я всегда понимаю, что не так и что я бы не стала делать то или это и вряд ли испытывала бы описанные автором эмоции.
