Зоя. Том второй (СИ) - Приходько Анна
– Ну слава Богу, – прошептала Оксана. – Я так вымоталась с четырьмя! Они-то мне как родные, и я их не брошу, если ты передумаешь.
– Я не передумаю.
– Пару дней поживи у меня. Пусть привыкнут к тебе. Я с Катей поговорю, а дальше посмотрим, куда тебе сначала податься.
Янек свернул письмо. Сунул себе в карман.
И начал думать о том, как передать матери и Зое весточку о себе.
«Золо́то моё, здравствуй», – Янек начал писать письмо жене.
Задумался: «Что написать? С чего начать? Как можно ворваться вот так в жизнь после четырёх с половиной лет неизвестности?»
Чем больше Янек думал об этом, тем тревожнее становилось у него на сердце, продолжил:
«Если б можно было обнять через письмо, я бы сделал это немедленно. Ни за что больше не отпущу тебя, моя родная. Я не знаю, сколько времени мне нужно, чтобы приехать домой, но ты меня жди, любимая. Сообщи маме. Целую тебя и детей. Твой Я…»
Поначалу Янек хотел изложить в письме всё, что произошло за эти годы, но не стал. Он решил, что при встрече определится, может и рассказывать не придётся. Мысли о том, что Зоя замужем, Янек гнал от себя, но они липли, точили его изнутри, нагоняли страх.
Матери тоже написал: «Дорогая мама, вашими молитвами я скоро буду дома. Прошу вас, сообщите Зое. Ваш сын Я…»
Эти письма на следующий день Оксана отнесла на почту.
Катя сторонилась Янека. Вечером второго дня он услышал, как Катя плачет и что-то шепчет Оксане.
Слышал, что отвечала Оксана:
– Он хороший, ну посмотри, Катя, мама ни за что не отдала бы тебя плохому человеку. Так нужно. Я не смогу вас поднять. Мне тяжело со своими. Серафим вернётся с войны, и что будет? Он Карину не любил, а тут ещё вы. Оно-то и понятно, не выгонит, но как относиться будет к вам, я не знаю.
Янек слушал, и ему было не по себе.
Стало казаться, что он вторгся в чью-то жизнь и нагло подслушивает. Но было ощущение, что Оксана намеренно говорит громче, чтобы и до него доносилось.
То, что говорила Катя, он не понимал. Только слышал, как она всхлипывала. Знал, что будет нелегко. Но и сдаваться не собирался. Расстроился только из-за того, что не получилось выдвинуться в путь, как планировалось. Прожил у Оксаны больше недели. Погода была такая, что и со двора не выйти. Метель мела и мела.
Сын быстро привык к Янеку. Оксана поначалу собрала все вещи Карининых детей, но их оказалось так много, что Янек выбрал только самое необходимое. Всё лёгкое и летнее отложил. Впереди было ещё много зимних дней и холодов, и тащить на себе всё это было бессмысленно.
– Вам бабушка Анна сошьёт всё необходимое, – сказал он Кате, когда та начала свои платья складывать в заплечный мешок.
– Мне это мама сшила, я всё заберу, – ответила девочка.
Янек не стал противиться. Ему пока не удавалось найти общий язык с дочкой Карины. А лишать её возможности забрать с собой памятные вещи он не стал.
В последний вечер перед отъездом Оксана отдала Янеку документы и пачку денег. Он дрожащими руками провёл по знакомым буквам: «Янек Левандовски».
Оксана протянула и маленькую шкатулочку с золотыми кольцами. Янек хотел отдать одно колечко Оксане, та наотрез отказалась.
– Мне своего хватит, Каринка знала, что делает. Как деньги закончатся, продашь кольца. Деньги она копила на ваш побег. Там целое состояние. Я ни копейки не взяла. Тяжело было, но не взяла.
Ты сообщи, как доберётесь. А то ж я места себе не найду.
– Сообщу, – пообещал Янек.
Всю ночь Оксана рассказывала о Карине, её детстве и юности, об отце-портном, который перед своей смертью устроил дочь в тюремный швейный цех, где сам трудился несколько лет.
– Она долго упрашивала отца, он противился, но сдался. Карина добилась своего. Она рассказывала мне о том, как ей интересно наблюдать за разными людьми. Угадывать их характер. А потом увидела тебя и словно умом тронулась. Я знаю обо всём, что между вами было, – говорила Оксана.
Янек покраснел.
– Я не осуждала её, – продолжила Оксана. – Мне такой жизни, как была у неё, не нужно. Но благодаря ей я узнала, что все люди разные, и мир не ограничивается соседями. Она открыла для меня разные судьбы. Спасибо, что ты оправдал её надежды. Бог с тобой, Янек. Я буду молиться за тебя и детей.
Рано утром Оксана разбудила детей, одела потеплее маленького Янчика. Помогла старшему Янеку примотать младшего к телу, а сверху Янек надел тулуп Оксаниного мужа. В этот тулуп поместились бы два Янека, но зато было удобно. Ребёнок под тулупом отца не замёрз бы.
Катю тоже замотали платками с головы до ног.
На улице ждал извозчик, он должен был довезти Янека и детей до станции.
Прощались недолго. Катя не сказала ни слова Оксане. Просто посмотрела на неё грустно, махнула рукой.
Когда стали отдаляться от дома Оксаны, Янека охватила паника. Сердце бешено стучало. Осмотрелся. Начал успокаиваться, под тулупом продолжал спать его сын. Рядом сидела девочка, с которой предстояло теперь найти общий язык. Янек рассказывал ей о Зое, Злате, о том, что не знает, кто у него родился, о бабушке Анне, которая шьёт, как и мама Кати.
Но девочка продолжала молчать. Даже когда сели в поезд, она не проронила ни слова. Просто смотрела в окно, изредка обращала внимание на брата. И всё молчала, молчала…
В декабре 1917 года начались проблемы с продовольствием. Работники мельницы отказывались работать больше восьми часов. А хлеба не хватало. Его конфисковывали из лавок в пользу армии. Начались погромы. Ходить по улицам становилось опасно. В опустевших после ноябрьских стычек домах орудовали мародёры. В середине декабря Парамонов сказал Лорану посреди рабочего дня, чтобы тот немедленно пошёл к его дому и взял несколько ящиков продовольствия.
– Можешь и три ходки сделать, и четыре. Забирай. Корми детей, береги Зою. Поделишься с Николаем. Может и не свидимся больше. На работу пока не приходи, – сказал Парамонов.
Он вытащил из стола свёрток, сунул его Лорану в рукав.
– Это всё, что могу. Никогда не думал, что буду помогать следователю, который попил кровь дорогих мне людей. Идите, Лоран Модестович. Прощайте, Лоран Модестович.
Лоран поблагодарил, вышел из конторы. Поспешил к особняку Парамонова. Вместе с Николаем он сделал несколько ходок до дома.
Забрали в итоге всё, чем с ними поделились. Спрятали в погребе под сараем во дворе дома, где жили Зоя и Лоран.
Николай впервые за долгое время увидел Зою. Удивился, что она взяла на воспитание грудного ребёнка.
Когда рассказал об этом Евгении, та недовольно поморщила нос и ответила:
– Зоя хочет казаться святой, вертит собой перед Лораном и его детьми. Тьфу, смотреть противно. И не ходи туда больше. Нечего тебе там делать. Дети, небось, опять на тебя набросились?
– Нет, – ответил Николай, – не набросились. Там есть человек, который заменяет им отца.
– И зачем ты его притащил вообще? Думаешь, Зое с ним сладко? Она же недотрога, – язвительно сказала Евгения.
– А ты? Как ты поступила бы, Женя? Не ждала бы меня? Не была бы недотрогой, если бы рядом с тобой случайно оказался другой мужчина? Что ты так взъелась не неё? Ведь плохого ничего она не сделала? Не виновата она, что её дети называли меня отцом, – сказал жене Николай.
– А я, наверное, зря тебя ждала. Всё равно Прохор тебя чурается. Ты только для других отец, – Евгения разошлась не на шутку.
– Так Прохор у тебя учится, вот и относится так ко мне. Ты знаешь, что у меня кроме вас никого нет, и пользуешься этим. Знаешь, что я прощу тебе любое слово. А как же твоя любовь, Женя? Куда она подевалась? Или ты меня любила только тогда, когда я был на войне, а как вернулся, то всё? Разлюбила?
Евгения задумалась, а потом выпалила быстро:
– А может быть, это твои дети? Оба твои? Чего же они Лорана отцом не называют, а только тебя? Зоя же твоя несостоявшаяся жена, почему бы не воспользоваться таким положением?
