Блэйн Андерсен - Роковой поцелуй
Пока надо уладить это дело с Данкеном. Она видела его в гневе и раньше, но сегодня Он превзошел сам себя.
Странным образом Элис чувствовала себя в каком-то смысле на его стороне. Ни одна из ее служанок в Брайархерсте не позволила бы себе такого. А если бы позволила, какое наказание бы ее постигло? Ответ очевиден был и для Элис в ее нынешнем положении как смертельный выстрел: она бы, конечно, немедленно уволила такую нахалку.
Элис представила себе, как она, безутешная, бредет по лондонским улицам, вымаливая милостыню, и холодная дрожь пронизала все ее тело – а затем вновь хлынул потоп слез. Она накинула на себя свою легонькую мантилью, завернулась в нее, но холод по-прежнему пробирал ее до костей.
Элис свернулась клубочком, слишком усталая, чтобы встать и зажечь камин, слишком замерзшая, чтобы хотя бы на секунду расстаться с той неудобной позой, которая все-таки не давала ей умереть от холода. Пламя светильника по крайней мере рождало мысли о тепле, и она, как загипнотизированная, не могла оторвать взора от его мерцания. Она вновь вспомнила о сегодняшнем своем позоре.
Нет, она поступила правильно, что не стала извиняться, но, по крайней мере, надо признаться самой себе, что поступила глупо, приняв приглашение Кейрона. Почему она согласилась? Элис очень хотелось бы думать, что она это сделала только потому, что желала потанцевать, но сердце ее подсказывало иное: она хотела не столько танцевать, сколько танцевать именно с Кейроном.
Она боролась с собой, не желая признаваться, какие чувства он в ней вызывал – еще с того его вызывающе откровенного поцелуя в библиотеке. Именно тогда она впервые почувствовала, что ее тело ей изменяет, отзываясь жарким теплом на каждое его прикосновение.
У Элис были все основания не доверять Кейрону и даже относиться к нему с неприязнью, но она… она не могла с собой ничего поделать. Элис в отчаянии замотала головой как будто от боли.
О чем она думает? Она же помолвлена с Хэдли – она обещала ему стать его женой и хранить ему верность? Дело ведь не в хамских манерах Кейрона – дело в том, что это не ее мужчина! Она пыталась отогнать от себя грешные мысли, но так не хотелось с ними расставаться!
Она никогда не испытывала такого сладкого возбуждения, когда к ней приближался Хэдли. Может быть, это просто потому, что запретный плод сладок? И вообще, все это у нее на почве ее бед и потрясений. Ну ладно, это как-то объясняет ее поведение, но как понять Кейрона? Что ему надо от нее? Этот его поцелуй на прошлой неделе – ясно, он просто решил поразвлечься. Но пригласить гувернантку на танец при всех – он, пожалуй, рисковал здесь не меньше, чем она!
Логическая цепочка привела Элис к неприятному выводу: по-видимому, его в ней привлекало именно ее низкое положение на социальной лестнице. Она вспомнила Брайархерст: как она тогда опасалась, что за ней будут ухаживать лишь ради ее богатства! Может быть, и Кейрону она нравится лишь потому, что она – вне круга тех, кто мечтает о том, чтобы приумножить свое достояние путем выгодного брака, поскольку у нее приумножать-то нечего. Но если предмет его страсти – бедная гувернантка, то что будет, если он узнает правду?
И опять Элис вернулась к своему решению: раз и навсегда выбросить Кейрона из своих мыслей. Хватит! Ее будущее связано с Хэдли. Да, он такой предсказуемый, обыденный, его образ просто меркнет в сравнении с образом Кейрона! Но все равно, по законам права и совести, она принадлежит Хэдли и никому иному.
Во всяком случае, с этим Кейроном Чатэмом можно объясниться попозже. Пока она беглянка, она связана с Хэдли. Ни о чем другом она не должна и думать – по крайней мере до тех пор, пока она не вернет себе Брайархерст. Но надо как-то это ускорить.
21 марта 1792 г.
Дорогой Хэдли! Эта моя роль гувернантки становится все более трудной. Честно говоря, я не уверена, как долго еще я смогу ее играть или долго мне дадут такую возможность. Я просто умираю от желания узнать что-нибудь новое о том, как продвигаются твои розыски. Иначе я бы не стала рисковать и писать тебе. Очень хочется домой. Пожалуйста, поспеши. С Богом.
Твоя любящая невеста Элисон
Перечитав письмо, Элис вычеркнула слова «любящая невеста» и подпись. Если письмо перехватят, это будет опасно для них обоих. Впрочем, был и другой мотив. В глубине души она сознавала: второй важнее.
8
«Поберегись!» – голос бегущего перед экипажем слуги-скорохода заставил Элис отпрянуть в сторону; она едва не упала на мостовую. Она и прошла всего три квартала – и три раза проезжавшие мимо кареты едва не расплющили ее о стену дома; в последний момент она едва успевала спрятаться за какой-нибудь столб. Прошедший ночью дождь превратил улицы в месиво грязи, колеса эту грязь разбрызгивали, и весь подол ее юбки был залеплен грязью.
Если бы Элис не приходилось играть роль бедной гувернантки, она бы наняла извозчика прямо от дверей дома Данкена. Это было, однако, рискованно. При ее маленьком жалованье нанимать кеб – было слишком подозрительно. Она решила пренебречь комфортом ради безопасности, и вот она уже пять кварталов идет пешком, направляясь к Черинг-Кроссу. Ну, теперь, кажется, можно и сесть в кеб.
Устроившись в кабине, она вытащила из сумочки свой кружевной носовой платочек и попыталась с его помощью стереть грязь с подола своей саржевой юбки. Платок быстро превратился в комок грязи. Не найдя иного выхода, Элис приоткрыла дверь кеба и выбросила его на панель.
Она направлялась в Хаундсдитч, где Беатриса с сестрой Лидией снимали маленькую квартиру. Глядя сквозь грязное стекло и провожая взглядом проплывающие мимо здания, Элис вдруг подумала, что за месяц своего пребывания в Лондоне она впервые получила два выходных и еще по-настоящему не видела города. Может быть, устроить себе нечто вроде экскурсии? Может быть, это поднимет ей настроение? Сегодня утром она имела еще один неприятный разговор с Данкеном, так что теперь ей определенно нужны были какие-то положительные эмоции. Элис постучала вознице, но он в уличном шуме не расслышал ее стука. Постучала второй раз, посильнее – лошади остановились.
– Чего изволите, миледи? Мы едем по Стрэнду, как вы и сказали. Вы обещали заплатить до Хаундсдитча. Передумали?
– Я по-прежнему хочу туда. Но провезите меня мимо оперного театра.
Четыре года назад, когда она с отцом была в Лондоне, она слушала там оперу Генделя, и воспоминания о том событии теплой волной захлестнули ее. Роскошная ложа, веселые шутки отца, звук настраиваемых струн – все это как будто подняло ее со скамейки обшарпанного экипажа и унесло куда-то далеко, далеко… Может быть, если она увидит здание театра воочию, ей станет еще лучше…
