Барбара Мецгер - Бубновая дама
— Этот человек — мой зять, у меня для него сообщение, вот и все. Сэр Джон Мартин. Я слышал, он постоянный клиент вашего… э… заведения.
Монета исчезла в вырезе платья мадам.
— Он был тут раза два на прошлой неделе, однако не заплатил, и я вышвырнула его. Он говорил, что скоро разбогатеет, но я не получила от его богатства ни фартинга. Твоя монета не покроет его счет.
Гарри протянул ей вторую, держа наготове третью.
— Адрес, где он может сейчас быть.
Рашель смотрела на монету, как тонущий на уплывающее бревно, и все же покачала головой.
— Мошенник не сказал, где его можно найти, к моему глубокому сожалению, иначе бы я вытрясла из него свои деньги.
Тем не менее Гарри кинул ей третью монету.
— Это на тот случай, если вы услышите о нем или встретите на улице. Я остановился в «Гранд-отеле» и заплачу больше, если вы поможете найти его.
Теперь Гарри мог исключить самые дорогие бордели, раз его зять был не в состоянии заплатить Рашель Пуатье. Очевидно, Мартин еще не продал бриллианты Хэркинга, если он еще в Лондоне и без денег. Вероятно, в приличных магазинах знают фамильные драгоценности или требуют их проверки на Боу-стрит. Когда Гарри обходил ювелиров, он выяснил, что камни можно вынуть из оправы и разрезать, но для этого требуются специалист и большие затраты. А ничтожество Мартин слишком глуп, чтобы заниматься такими трудными вещами. Если б он стащил в Хэркинг-Холле пару серебряных канделябров, никто бы никогда не узнал, откуда они, любой ломбард дал бы ему наличные деньги, а Гарри не пришлось бы спускаться на дно английского общества.
Но сегодня ночью он не будет забрасывать удочку, он будет вспоминать мадам Лекарт с ее почти невинным поцелуем. Гарри вернулся в отель, надеясь увидеть приятные сны, однако ему не спалось. Он беспокойно ворочался, но вместо того, чтобы думать, как отыскать зятя среди дешевых притонов Лондона, он мечтал о встрече с Дениз.
Он знал, что не должен этого делать. Она поставила условием только один вечер и ясно дала понять, что ее не интересуют недозволенные связи. Гарри тоже не собирался заводить интрижку с портнихой, он лишь хотел еще немного побыть в ее обществе, разгадать загадку этой женщины. Если бы он выяснил, кто она, почему и как стала тем, кем была, то полностью бы удовлетворил свое любопытство.
Джентльмен часто посылает цветы леди, которую сопровождал предыдущим вечером. Но ведь киприйский бал — это не светский прием, а мадам Лекарт, кем бы она ни была, все же не леди.
Хотя она может тоже любить цветы. Вчера у нее были в волосах незабудки. Кроме того, если он сам вручит ей букет, это будет отличным поводом увидеть ее снова. Нет, тогда он будет похож на поклонника. Записка с приглашением Дениз в парк? Слишком рискованно. Она может отказаться. Прогулка по окрестностям, случайно приведшая к ее магазину? Слишком очевидно.
Это должны быть цветы… или сапфировая подвеска.
Она дала ему пощечину.
Черт возьми, неужели его щеки недостаточно румяны или настолько безобразны, что каждой женщине хочется ударить по ним?
Радость от встречи с ним померкла, когда она увидела бархатный футляр, который он ей протянул.
— Вы не понимаете.
— Я прекрасно все понимаю, лорд Хэркинг. — Она произнесла его имя как ругательство, напоминая им обоим о разнице их положений. — Богатый джентльмен приносит беззащитной незамужней женщине дорогой подарок. Что здесь непонятного?
— Я не хотел вас оскорбить, и это… подарок для моей сестры. У нее не так много драгоценностей. Я надеялся, вы мне поможете подобрать подходящий веер, шаль или платье. — Открыв футляр, он показал ей изящную сапфировую подвеску на золотой цепочке.
— О!
Затем Гарри протянул букетик ранних фиалок.
— Примите в знак благодарности за проведенный нами вечер. Полагаю, ничего обидного в этом вы не усмотрите? — спросил он, на всякий случай отступив.
Куини прижала цветы к лицу. Ей очень хотелось, чтобы они стали кустом, за которым можно спрятаться.
— Прошу меня извинить. Цветы чудесные, очень любезно с вашей стороны. Простите меня, пожалуйста.
— Тут нечего прощать. — Черт, это полностью его вина, она, должно быть, устала от приставаний. Слава Богу, она еще не проткнула ему нос иглой. — Так вы поможете мне?
— В чем?
— Подыскать что-нибудь для моей сестры.
— Ах да, конечно. У меня есть подходящая ткань, если ваша сестра любит синий цвет. Я полагаю, иначе бы вы не купили сапфиры. Вы подождете?
— Разумеется. Оливия будет в восторге, когда получит одно из ваших платьев на зависть всем соседям. К несчастью, я не знаю ее размеров.
— Я могу приложить копию французского журнала мод, где напечатаны мои фасоны. Возможно, ее портниха возьмет что-нибудь оттуда.
— Наша библиотека получает лишь пару модных журналов из Лондона, да и то с опозданием. Поэтому Оливия будет вдвойне благодарна, если вы приложите копию.
— С удовольствием это сделаю, тем более что мы еще не рассчитались с вами за посещение бала.
— Какие-то несколько шиллингов? Вы десятикратно недооцениваете свои достоинства. Оливия заплатила бы намного дороже только за один из ваших эскизов, особенно когда я скажу, какой знаменитой вы вскоре станете. Я хочу заплатить настоящую цену за ткань и журнал.
— Поскольку вы мой первый клиент, то для вас особая цена, — твердо сказала Куини. Тогда они будут квиты.
Но Гарри был слишком занят другим: он с восхищением смотрел на Дениз. В черном дневном платье, более простом, чем ее вечерний туалет, она выглядела не менее элегантной и совершенной. Голубые ленты, струившиеся от высокой талии, такая же лента, вплетенная в черные волосы, делали ее похожей на свежие весенние фиалки, которые она все еще держала в руке. Гарри заставил себя оглядеть магазин, совершенно безлюдный, и нахмурился.
— Пока еще рано, — сказала Куини.
Достав карманные часы, он взглянул на них. Одиннадцать часов. Не так уж рано по сельским меркам.
— Я забыл. Столичные леди всегда наносят утренние визиты ближе к вечеру.
Куини старалась не показать своего беспокойства.
— Тогда принесу ткань для вашей сестры. — Она взяла подвеску, чтобы подобрать нужный цвет, и отдала ему фиалки. — Пожалуйста, найдите им место.
Когда она вышла, Гарри посмотрел вокруг в поисках подходящей вазы. На прилавке стояли стаканы и графин, однако в нем оказалось нечто вроде миндального ликера. Он медленно обошел демонстрационный зал, любуясь туалетами и представляя в каждом из них мадам Лекарт. Наконец он вложил фиалки в руку манекена и поклонился:
