Анна Голон - Анжелика. Тулузская свадьба
Жоффрей де Пейрак встал и подошел к оконному проему, возле которого сидела его жена.
— Вы очень молчаливы, моя милая. Впрочем, как обычно. Не усыпили ли вас наши разговоры?
— Нет, напротив, мне было очень интересно, — медленно произнесла Анжелика и впервые не отвела глаз от лица мужа. — Я не могу сказать, что все поняла, но признаюсь вам, такие разговоры мне нравятся больше, чем беседы наших дам и их пажей о поэзии.
Жоффрей де Пейрак поставил ногу на ступеньку в проеме и наклонился, чтобы внимательнее рассмотреть Анжелику.
— Вы странная маленькая женщина. Мне кажется, вы начинаете привыкать ко мне, но не перестаете удивлять. Я использовал различные способы обольщения желанной мне женщины, но еще никогда не думал применять для этого математику.
Анжелика не смогла удержаться от смеха, и ее щеки тут же залились румянцем. Немного смутившись, она опустила глаза к вышиванию. Чтобы переменить тему разговора, Анжелика спросила:
— Значит, это физические опыты вы проводите в вашей загадочной лаборатории, которую так ревностно охраняет Куасси-Ба?
— И да, и нет. У меня действительно есть несколько измерительных приборов, но лаборатория служит мне главным образом для проведения химических исследований металлов, таких как золото и серебро.
— Алхимия, — прошептала взволнованная Анжелика. И образ замка Жиля де Реца встал перед ее глазами. — Зачем вам так много золота и серебра? — неожиданно спросила она. — Говорят, вы ищете их повсюду — не только в вашей лаборатории, но и в Испании, в Англии и даже на маленьком свинцовом руднике, который принадлежал моей семье в Пуату. Молин говорил мне, что вы также владеете золотым рудником в Пиренеях. Зачем вам столько золота?
— Чтобы быть независимым, мадам, необходимо много золота и серебра. Вот что сказал мэтр Андре Капеллан в заглавии своего труда «Искусство Любви»: «Чтобы наслаждаться любовью, надо быть свободным от забот о хлебе насущном».
— Не думайте, что завоюете меня с помощью подарков и богатства, — резко сказала Анжелика.
— Я ничего не думаю, моя дорогая. Я жду вас. Я вздыхаю. «Влюбленный должен бледнеть в присутствии своей возлюбленной». И я бледнею. Или вы находите, что я бледнею недостаточно? Я знаю, что трубадуры должны становиться на колени перед своей избранницей, но эта поза не для моей ноги. Умоляю простить меня. Но будьте уверены, что я могу воскликнуть вслед за божественным поэтом Бернаром де Вентадуром[65]: «Муки любви, на которые обрекла меня красавица, чьим покорным рабом я являюсь, станут причиной моей смерти». И я умираю, мадам.
Анжелика смеясь покачала головой.
— Я вам не верю. Вы не кажетесь умирающим. Вы запираетесь в своей лаборатории или мчитесь во дворцы тулузских жеманниц, чтобы наставлять их в поэтических рифмах.
— Вам не хватает меня, мадам?
Немного подумав, она улыбнулась и, желая сохранить игривый тон беседы, сказала:
— Мне не хватает развлечений, а вы воплощенное Развлечение и Разнообразие.
И она снова вернулась к вышиванию.
Анжелика больше не знала, нравится ей или страшит то, как порой смотрит на нее Жоффрей де Пейрак во время подобных шутливых поединков, в которые так часто вовлекала их светская жизнь. Внезапно его ирония исчезла, и в возникшей тишине Анжелика почувствовала, как подпадает под странное влияние Жоффрея, которое подчиняло и обжигало ее. Под его взглядом она чувствовала себя обнаженной и ее маленькая грудь напряглась под кружевом корсажа. Ей хотелось закрыть глаза.
«Он пользуется тем, что я уже не так осторожна, и хочет очаровать меня», — подумала она, и ее пронзила дрожь страха и удовольствия.
Анжелика восставала, словно строптивая лошадь, услышав обманчиво-ласковый голос. У нее кружилась голова, и ей вспомнились слова кормилицы: «Он завлекает молодых женщин странными песнями…»
Когда снова появился Берналли, Анжелика встала ему навстречу. Она случайно коснулась мужа, и ей стало жаль, что он даже не попытался обнять ее за талию.
Глава 7
Визит епископа
Сегодня разливали первые настойки в этом сезоне. Но едва Анжелика вошла в кухню, наполненную запахами апельсина, аниса и ароматных пряностей, как запыхавшийся негритенок прибежал известить — барон Бенуа де Фонтенак хотел бы выразить свое почтение графине и ее мужу.
Епископ!
Со времени того неожиданного визита, когда в отеле Веселой Науки гостил Фабрицио Контарини, епископ больше не приезжал. Это событие казалось таким далеким. Ученый давно уехал, и Анжелика не знала, куда он направился продолжать исследования об ужасном Макиавелли. Может, в Авиньон, город флагеллантов? Или в нидерландский кальвинистский Утрехт, который, однако, сохранил дух католицизма, что позволяло всем изгнанникам чувствовать себя там «как дома».
Шло время. Приезжали и другие, к примеру Берналли недолго гостил у них в праздники, позволяя себе такую роскошь только в начале года.
Утром гостей не принимали, для визитов оставляли прохладные вечерние часы. Анжелика не видела епископа с того самого дня, когда он приезжал узнать о возможности представить своего монаха-алхимика и так изменился в лице, увидев Фабрицио.
Заинтригованная, с чувством неясного беспокойства, Анжелика сняла только что надетый передник и поспешно вышла, поправляя на ходу волосы, уложенные в модную прическу — длинные локоны, ниспадающие на кружевную накидку.
Направляясь к парадному подъезду, она увидела, как по лестнице поднимается высокий человек — барон де Фонтенак, архиепископ Тулузский — в фиолетовом одеянии с белым воротничком. Поодаль в саду стоял эскорт монсеньора: лакеи, пажи и знатные сеньоры на лошадях шумели у кареты, запряженной шестеркой гнедых лошадей.
По обыкновению Анжелика опустилась на колени, чтобы поцеловать пастырский перстень, но вместо этого прелат поднял ее с колен и первым поцеловал руку молодой женщины, подчеркивая этим светским жестом, что в его визите нет ничего официального.
— Помилуйте, мадам, столь глубокое почтение заставляет меня чувствовать себя старым человеком перед лицом вашей молодости.
— Монсеньор, я только хотела выразить уважение, которое испытываю к столь выдающемуся человеку, принявшему священный сан, дарованный Его Святейшеством папой и самим Богом. — Всякий раз, когда Анжелика говорила нечто подобное, она вспоминала сестру Анну, их наставницу в светских манерах в монастыре Пуатье. Сестра Анна была бы сейчас довольна своей непослушной ученицей.
Между тем прелат снял шляпу, перчатки и, передав их одному из молодых священников свиты, жестом отпустил его.
