Жаклин Нейвин - Встретимся в полночь
Джулия была такой открытой, такой бесхитростной, она совершенно ему верила. Господи, всего только и нужно, что протянуть к ней руки, сорвать ее, как распустившуюся розу, и она ни в чем ему не откажет.
– А вы ее любите? – спросила она с восхитительной живостью.
– Вопрос о любви не имеет значения. – Рафаэль внимательно смотрел на нее. Что-то заставило его сказать: – Неужели вы все еще верите в любовь? Ах, вы бедняжка. Это всего лишь ложь, обман и милая сказка.
– Вы, конечно, так не думаете! – воскликнула Джулия, отпрянув.
– Думаю, – искренне ответил он. – Я совершенно в этом уверен. И не смотрите на меня так. Это мне жалко вас, потому что вас неизбежно ждет такое разочарование, какого я и худшему врагу не пожелал бы.
Джулия покачала головой, чтобы прогнать смущение.
– Но, Рафаэль, ваше положение еще хуже, чем отсутствие любви между вами и леди Кэтрин. Вырастить ребенка другого человека как своего собственного, быть вынужденным сделать его своим наследником вместо собственных сыновей…
Она осеклась, выразительно глядя на него.
Да. Вырастить ребенка другого человека как своего собственного. Это… что? Не положено? Нестерпимо? Марке с этим согласился бы, ясное дело. И он сказал мрачно:
– У большинства мужчин эта мысль вызвала бы отвращение.
Джулия растерянно помолчала, а потом сделала нечто такое, что потрясло Рафаэля. Она взяла его за руку. Сплетя свои пальчики в перчатке с его пальцами, она подняла на него глаза, ясные золотистые глаза, и посмотрела прямо ему в лицо. Необычная мысль мелькнула у него в голове. Что он почувствовал бы, если бы действительно заслужил вот такой ее взгляд?
Радость, которую он только что ощущал, испарилась.
Ведь на самом деле он ничего такого не заслуживает. Все это ложь, по крайней мере большая часть. Только недовольство собой не было ложным – он неожиданно ощутил непривычные укоры совести.
Заглушив их, Рафаэль подошел совсем близко к Джулии.
Ее глаза расширились, на лице отразилась тревога. Она отпустила руку.
Рафаэль заговорил медленно, осторожно нащупывая почву. Потому что если он не поцелует ее в ближайшее время, то взорвется.
– Мне нужно было рассказать вам. Когда решение было принято, мне показалось, что самая важная вещь, которую мне следует сделать, – это заставить вас понять. – Стянув перчатку, он поднес руку к ее щеке. Нежно погладил, и Джулия зажмурилась. – Странно, почему это показалось мне таким важным. Иногда, когда я рядом с вами, я сам себя не понимаю.
Наклонившись вперед, Рафаэль легко коснулся губами ее гладкого лба. Ноздри его наполнил ее запах. Он чуть не обезумел от этого, от желания впитать в себя чувственную, вызывающую воспоминания смесь какой-то пряности и жасмина.
– Вы стали очень важны для меня, Джулия. – Он обвил рукой ее стан и привлек к себе. У него перехватило дыхание, когда от этого движения вес ее переместился и ее груди уперлись в его грудь. – Наша дружба… нет, это нечто большее. Для меня вы гораздо большее. – Она сделала слабую попытку сопротивляться. Он обнял ее крепче. – Нет. Позвольте мне высказаться. Только один раз, и больше я никогда не буду об этом говорить.
Ее напряжение исчезло, тело стало гибким, податливым, оно легко соприкасалось с его телом. Его рука скользнула вверх, к ее затылку, обхватила его и закинула ее голову назад, чтобы он мог смотреть ей в лицо.
Больше она не старалась высвободиться. Словно зачарованная, Джулия смотрела на него с тревогой и ожиданием.
От волнения голова у Рафаэля пошла кругом.
– Мое чувство к вам непростое. И оно непозволительное. Но… – Рафаэль заморгал, стараясь сосредоточиться. Он забыл, что хотел сказать. Этот взгляд околдовал его. Эти губы манили, лишая способности думать. Мягкий контур ее грудей, плотно прижатых к его груди, сбивал его с толку.
Проклятый расчетливый голос на задах сознания заговорил, предупреждая, что результат будет куда более серьезным, если он оставит ее теперь. Оставит ее, охваченную желанием, страдающую, каким он был все эти дни. Пусть она мучится так, как заставила помучиться его. Если он отодвинется до того, как коснется ее губ, это ее уничтожит.
Это было верным аргументом, вот только он не мог устоять. Ни один мужчина не смог бы.
Рафаэль поцеловал ее.
За мгновение до того, как губы их встретились, Джулия ощутила в груди вспышку панического страха. Если бы Рафаэль колебался еще мгновение, если бы его губы не встретились с ее губами именно сейчас, она нашла бы способ убежать.
А может, и нет. Почему она должна убегать, когда ей меньше всего хочется этого? Все ее существо устремилось вперед, желая узнать, как ощущается поцелуй Рафаэля Жискара.
Поцелуй этот не был ласковым. Он был страстным. И было в нем что-то отчаянное и требовательное. Едва они коснулись друг друга, как дыхание у нее стеснилось. По телу побежал трепет в одном ритме с биением сердца. Последние остатки здравого смысла покинули ее.
Его губы, точно играя, скользили по ее губам, и от этого у Джулии захватывало дух, и она неслась сломя голову на волне безрассудного чувства.
Саймон никогда не целовал ее так.
Потом язык Рафаэля коснулся ее нижней губы, приоткрывая ей рот. Это до такой степени взволновало Джулию, что она ни на мгновение не подумала остановить его. Покорившись, она немедленно оказалась во власти его неистового языка, который прикасался, пробовал, исследовал ее рот. Он тихо застонал, крепче притянул ее к себе, так что ее бедра вжались в твердые мускулы его бедер.
Саймон никогда не делал ничего подобного.
Его язык проник глубже, обвился вокруг ее языка, ударяя по нему в каком-то примитивном ритме, от которого кончики ее грудей заныли и отвердели. Колени у нее подогнулись, и она приникла к нему, чтобы не упасть. Оба дышали с трудом, громко; его рот поглотил ее рот. Джулия издала тихий звук, нечто вроде писка, и крепко обхватила руками, сжатыми в кулаки, плечи Рафаэля.
Поцелуи Саймона никогда не доводили ее до такой слабости.
Саймон. Господи, что же она делает? Она вывернулась, стараясь отдышаться.
– Пожалуйста, перестаньте! Мы должны остановиться. Грудь Рафаэля вздымалась и опадала в одном ритме с ее частым дыханием, и лицо его было совсем рядом с ней. Он не отпускал ее.
– Человек чести отпустил бы вас, да? Дурак извинился бы и позволил вам ускользнуть. Но я не дурак.
Джулия попыталась отвернуться, но он не дал ей сделать это, взяв ее лицо в свои ладони. Он как будто знал, что если она избежит его зеленого взгляда, у нее появится шанс к отступлению.
– И не джентльмен, – с упреком сказала она.
– Совершенно верно. Я не джентльмен. Я не думаю ни о вас, ни о вашей репутации, ни о вашем обещании Саймону, ни обо всех диктатах этого идиотского общества, в котором мы живем. Я думаю только о себе, о том, чего хочу я. Вы слышите, что я вам говорю?
