Виктория Холт - Изменница
— А Джесси дома? — спросил дядя Карл.
— Должно быть, она еще на ярмарке.
— Она скоро вернется. Уже почти время ужина. Я торопливо ушла. Мне не под силу было выносить этот пытливый взгляд. Я была уверена, что дядя Карл заметил, как я изменилась.
Придя к себе в комнату, я посмотрелась в зеркало. Он назвал меня Карлоттой. Но я выгляжу совсем иначе. Что же случилось со мной, я сияю. Мои глаза, которые всегда были темно-голубыми, стали темнее, они почти фиолетовые. Я изменилась.
— Я стала изменницей, — пробормотала я.
* * *Я больше не искала себе оправдания. Действительно, это были ни к чему. На следующий день я вновь оказалась в постели с моим любовником. Я хитрила, говоря себе: «Ты уже согрешила против Жан-Луи, собственной чести, своих принципов. Ничего не изменить… Повторить это вновь, быть с ним, что с того? Ты уже изменница, и ею останешься, сколько бы ни давала волю чувствам».
При новой встрече с Жераром мои ощущения были еще более упоительными, чем прежде. Возможно, я смогла заглушить голос совести, перешагнуть тот барьер, который всегда казался для меня непреодолимым.
Я влюбилась в Жерара, практически не зная его, тем не менее физическое влечение, охватившее меня, было поистине непреодолимым. Все это отличалось от наших отношений с Жан-Луи, который был так добр, нежен и внимателен, словно он был таким мужем, о котором можно только мечтать.
Преодолев внутренний страх, я открыла в себе такую чувственность, какой не подозревала в себе раньше. Позабыв угрызения совести, я смогла отдаться страсти и предавалась ей всецело и неистово.
Мне казалось, что даже дом радуется, узнав, что я предала мужа.
Наедине с Жераром я не могла думать ни о чем другом, кроме как о любовных наслаждениях и восторгах. Я не узнавала в себе ту женщину, в которую превратилась, но она была я.
Для меня началась новая жизнь, отличающаяся от тихой и спокойной, которую я вела так много лет.
Мы виделись регулярно все последующие дни. Нам не удавалось уединиться в доме, но на территории находился небольшой коттедж, в котором никто не жил. Садовник, занимавший его ранее, внезапно умер, и сейчас дом ремонтировали. Мы использовали коттедж для свиданий, где встречались ежедневно после ужина, и возвращалась я в Эверсли очень поздно.
Я понимала, насколько это опасно. Но остановиться уже не могла. Я чувствовала на себе удивленные взгляды дяди Карла и Джесси. Уверена, они оба знали толк в любовных делах, поэтому для них не составило труда понять все.
Дядя Карл называл меня Карлоттой с того самого момента, как только заметил перемену, произошедшую с прежней Сепфорой. Что касается Джесси, то она, кажется, втайне изумлялась. Интересно, с кем она обсуждала меня — с дядей Карлом или с Эймосом Керью?
От этих мыслей меня слегка передергивало, но моя радость от предстоящего свидания с любовником ничуть не умалялась.
Я понимала, что долго продолжаться так не может. Мне надо было возвращаться домой. Время летело быстро, но это только предавало особую глубину нашей страсти.
Иногда он увозил меня в своей коляске. Мы удалялись на несколько миль от дома и предавалась любви там, где могли укрыться от посторонних глаз: под сенью деревьев, в зарослях папоротника, и каждый раз был упоительнее предыдущего. Я повторяла себе: «Нет смысла сдерживать чувства, ты уже согрешила, изменила мужу».
Жерар умолял меня уехать с ним. Он служил дипломатом при французском дворе и прибыл в Англию по делам своей страны. Я допускала, что он мог быть шпионом, и выбрал Эндерби именно из-за его уединенности, он мог ездить отсюда с тайными поручениями на побережье.
Я понимала, что измена мужу усугубляется еще и тем, что я провожу время с врагом страны, но между нами существовало такое непреодолимое влечение, что самым моим большим желанием было перечеркнуть мою прежнюю жизнь и начать новую с Жераром д'Обинье.
Мы обсуждали с Жераром случай с завещанием дяди, и он сказал мне:
— Не исключено, что твой дядюшка находится в серьезной опасности. Если эта женщина заполучила бумагу, по которой, как она считает, имение отойдет к ней, она может возыметь желание прибрать дом к рукам побыстрее.
— Я понимаю, но что я могу сделать?
— Она должна узнать, что существует настоящее завещание, подписанное и заверенное у адвоката.
— Дядя никогда не скажет ей.
— Значит, это должна сделать ты. Мне кажется, что он в безопасности, только пока ты здесь. Ты его охранная грамота, но если тебе придется уехать, я не дам за его жизнь и ломаного гроша. Нет, она обязательно должна знать о завещании.
— Но она может заставить его подписать другую бумагу.
— Ты должна объяснить ей, что она все равно будет недействительна, так как завещание должно быть подписано влиятельными людьми, только тогда Розен оформит и заверит его.
— Но ведь это не совсем правда?
— Я точно не знаю. Мне незнакомы английские законы. Но сказать нужно, иначе будет небезопасно оставить твоего дядюшку на ее «нежное» попечение.
Слова Жерара глубоко запали в мою душу. Я почувствовала себя неловко. Я ведь почти позабыла о царившей в доме дяди Карла напряженной атмосфере.
Прошла неделя после памятного дня начала ярмарки, когда приехали посыльные из Клаверинга с письмом от матери. Она писала:
«Дорогая Сепфора!
Я рада, что ты сумела помочь дяде Карлу. Должно быть, он был рад повидать тебя. К сожалению, я должна сообщить тебе неприятное известие. Думаю, тебе следует поскорее вернуться. Мы все по тебе очень скучаем, а бедный Жан-Луи просто места себе не находит, и врачи беспокоятся о его здоровье. К несчастью, он не отделался только переломом ноги. Кажется, у него что-то с позвоночником. Он не может ходить, как раньше, и передвигается с палкой. Ты знаешь, какой он всегда был подвижный, поэтому нынешнее состояние очень угнетает его. Я считаю, что тебе надо быть с ним в этот трудный момент».
Я выронила письмо. Повреждение позвоночника. Это ужасно Жан-Луи всегда был человеком действия, проводил много времени вне дома, а сейчас ходит с палкой. Насколько он плох? Я знала, что это в духе моей матери, — тактично преподносить новости.
Я должна немедленно возвращаться домой к мужу. Мне придется посвятить ему всю жизнь, чтобы искупить свою вину.
Я подняла письмо.
— «Ты знаешь, как он любит тебя. Ты для него — все. Он так скучает по тебе, да и все мы тоже. Но ты нужна Жан-Луи, особенно сейчас…»
Я немедленно возвращаюсь. Мною овладело подавленное настроение. Неужели я действительно могла подумать, что смогу избавиться от своих привязанностей и обязательств и спокойно уехать с Жераром во Францию? Письмо матери неумолимо воскресило в памяти все: доброту, бесконечную привязанность и любовь, которую питал ко мне Жан-Луи, мой законный муж.
