Барбара Пирс - Порочная любовь
И в подтверждение своих слов вкусил. Святые угодники! Какое неземное блаженство! Бедра Пэйшенс свело судорогой от первого же прикосновения его языка.
– Видит бог, мне следовало бы держаться от вас подальше! – хрипло пробормотал он и обдал ее жарким дыханием, от которого она едва не расплавилась. – Только свяжись с прислугой – хлопот потом не оберешься. Велите мне остановиться!
Однако его слова шли в разрез с поступками. Его язык был воплощением порочности, сочла Пэйшенс, сжав зубы, но он умело ласкал ее интимные утолки, отчего сердце норовило выпрыгнуть из груди. Никто еще не обращался с ней так нежно и умело. Джулиан Феникс проделывал все на скорую руку, доставляя удовольствие только себе. Ему было противно прикасаться к этой штучке. Он подогревал ненависть Пэйшенс, намеренно причиняя ей боль, чтобы подчинить себе.
Рэмскар глухо застонал и проник в нее еще глубже, словно никак не мог насытиться. Его поведение вызывало у нее недоумение. Какое удовольствие может получать мужчина, проделывая все это? Пэйшенс протянула руки и запустила пальцы в длинные темно-русые волосы, пытаясь его остановить. Как раз в этот момент он скользнул пальцами глубоко внутрь нее, в то время как его язык ласкал маленькую, крайне чувствительную шишечку в верхней части промежности.
– Велите мне остановиться!
Но, вместо того чтобы оттолкнуть, она порывисто прижала его к себе.
Рэмскар тихо рассмеялся, довольный тем, что вызвал ответный порыв. Он поднял голову, но в обжигающих зеленовато-карих глазах не было и намека на веселье. От мерцающей в его взгляде дикой силы у нее перехватило дыхание.
– Я чувствовал, что в вас дремлет страсть, Пэйшенс, и мог только надеяться, что вы разделите ее со мной.
– Вы не обязаны продолжать, ведь мужчина не получает удовольствия от этого занятия, – сказала Пэйшенс, хотя втайне желала, чтобы граф ее не послушал.
Рэмскар недоверчиво взглянул на нее и покачал головой, поражаясь подобному невежеству. Внезапно он прищурился, на губах заиграла коварная улыбка. Его пальцы до сих пор находились внутри нее, и он безжалостно проник еще глубже.
И опять задвигал пальцами. Снова и снова. Этот мужчина был неутомим. Пэйшенс почувствовала, как напряглись мышцы живота, а в паху появилось какое-то неясное, не знакомое прежде, но все нарастающее волнение. Она выпустила его волосы и откинулась на кушетку.
Ощущение внутри было невероятным!
Ее правая нога беспокойно дернулась и уперлась в его мускулистый бок. Мысль о том, что на месте проворных пальцев Рэма может оказаться его мужское достоинство больше не вызывала отвращения. Более того, она все сильнее этого хотела.
Пэйшенс никогда не испытывала удовольствия от близости с мужчиной, разве что во сне. Когда Феникс впервые овладел ею, было ужасно больно. Были и другие ночи, когда он забирался к ней в постель и, поерзав у нее между ногами, получал свое. И хотя его домогательства больше не причиняли боли, удовольствия они тоже не приносили.
Не то что сейчас.
– Рэмскар! – выдохнула она, произнося его имя словно молитву.
И граф внял ее робкой мольбе. Он принялся посасывать ее набухший клитор и ритмично задвигал пальцами. Глубоко. Сильно.
Пэйшенс вцепилась в края кушетки и закричала. Волна чистого наслаждения прокатилась по всему телу. Яркая вспышка света в голове на миг ослепила ее. По коже побежали мурашки, словно капли дождя по водной глади. Она никогда прежде не испытывала ничего более прекрасного. Рэмскар медленно вынул пальцы из ее пульсирующего лона. Даже не глядя на него, Пэйшенс знала, что на его красивом лице появилась довольная улыбка.
Когда последние приятные мурашки исчезли, в голову полезли беспокойные мысли. Удовольствие дало ему власть над ней. Фениксу с его грубыми ручищами она могла противостоять, но как защититься от человека, который может выжать ее до последней капли одними только губами и руками? Чувства настолько переполняли ее, что она закрыла лицо руками и тихонько заплакала.
– Это еще что такое? – спросил Рэмскар вполголоса, обнимая ее и прижимая к себе. От этого ей хотелось плакать еще больше. – Пэйшенс, я тебя чем-то обидел?
Девушка отрицательно помотала головой.
– Нет, просто я подумать не могла, что такое бывает… – Она прижала руку к груди, сетуя, что никаких слов не хватит, чтобы описать наслаждение, которое он ей подарил.
– Тише…
Граф обнимал ее, а она шмыгала носом, уткнувшись ему в плечо. Его вздыбленная плоть упиралась ей в ягодицу, но он не требовал удовлетворения своих плотских желаний.
Когда слезы пошли на убыль, она икнула и рукавом рубашки вытерла мокрые щеки.
– Извините, милорд. Даже не знаю, что это на меня нашло. Все, что вы делали… Это было прекрасно!
– Прекрасно… – повторил он вслед за ней.
Пэйшенс улыбнулась сквозь слезы и смело потянулась к пуговицам на его бриджах. Это вывело его из задумчивости, и Рэмскар перехватил ее руку, заставляя остановиться.
– Милорд? – недоуменно спросила она, боясь, что могла чем-то его оскорбить. Он доставил ей огромное, ни с чем не сравнимое удовольствие, которого она никогда не забудет. Минимум, что она могла сделать, это облегчить его явную муку. Он и так уже доказал, что Джулиан Феникс ему в подметки не годится.
– Нет, прекратите. Пожалуйста!
Рэмскар нежно уложил Пэйшенс на кушетку, встал перед ней на колени и бережно опустил задравшуюся ночную рубашку.
Мужчины обычно от такого не отказываются. Все эти годы бессчетное число мужчин добивались внимания Пэйшенс, действия лорда Рэмскара совершенно сбили ее с толку.
– Я не понимаю… Я думала, вы…
– Я тоже думал, – мрачно ответил он. – И был не прав.
О чем, черт возьми, он говорит?
О боже! Похоже, она сделала что-то не то. Возможно, его оттолкнула эта вязкая жидкость, которой с каждым его прикосновением становилось все больше.
– Вы больше меня не желаете? – спросила она, ненавидя себя за этот жалобный тон.
Он посмотрел ей в глаза, и голод в его пронизывающем взгляде заставил ее замолчать.
– Возвращайтесь в свою комнату. И не забудьте захватить свечу.
Он встал и подошел к камину.
– Если я обидела вас своим плачем… – начала было она.
– Ваши слезы здесь ни при чем, – пресек он ее попытку извиниться. Рэмскар нервно потер лицо руками. – Я ошибался, когда говорил, что женская целомудренность не имеет для меня особого значения.
И все же он был разочарован тем, что она оказалась не девственницей.
– О, понимаю… – протянула она, чувствуя, как жгучий стыд стирает остатки удовольствия, что он подарил ей.
Рэмскар задумчиво изучал ее лицо.
