Барбара Картленд - Спор богинь
– Ты изучал дзен-буддизм? – спросила она.
– Тебе известно, что это такое? – отозвался он.
Она кивнула. Ей показалось, что он взглянул на нее с каким-то новым интересом, прежде чем повернул следующую картину. Тут было изображено жертвоприношение в храме богини Кали: кровь жертвенных животных, почти ощутимая вонь гниющей плоти, какой-то почти похотливый азарт туземцев – все казалось слишком явственным, неприятным для лицезрения. Смотреть больше минуты было просто мучительно.
Словно догадавшись о ее ощущениях, Вулкан поставил картины на место и сказал:
– Пока довольно. Как видишь, тут их еще полдюжины. Но их я покажу тебе в следующий раз, среди них и Мекку.
– Но я хочу посмотреть сейчас! – настаивала Ас-тара, однако Вулкан покачал головой.
– Свет уходит, а я должен закончить картину.
– А что будет потом? – поинтересовалась Астара.
– Я отдам ее граверам. С других картин гравюры уже сделаны.
Ответы звучали рассеянно, и девушка поняла, что все его мысли уже направлены на работу.
Астара вновь шагнула на помост и взяла колосья.
И, пока позировала, она постоянно думала, как он к ней относится.
У нее появилось ощущение, что его мысли всегда устремлены в будущее, и он, закончив последнюю картину, потеряет всякий интерес к тому, что уже завершено.
Он был странным человеком, совершенно не похожим ни на кого из ее знакомых.
И все-таки в нем было и нечто знакомое, такое, что она узнавала несмотря навcю эфемерность, и улавливала тем же своим чутьем, при помощи которого понимала, что он пытался сказать в своих картинах.
Она видела, что он прав, утверждая, что его картины предназначены для избранного меньшинства, и даже не была уверена, что их сможет понять сэр Родерик.
Опекун предпочитал более традиционную живопись. Подобную той, что присуща кисти Рубенса, Ван-Дейка или Леонардо да Винчи, которых они видели во время своих поездок по Европе.
Сэр Родерик обладал превосходным вкусом, однако вкус его основывался на критериях, принятых специалистами и знатоками, а картины Вулкана, как была в полной мере уверена Астара, не попадали в эту категорию.
И все-таки, решила она, непременно должны найтись люди, подобные ее отцу, которые признают в этой манере свежее направление в искусстве, несущее новое понимание тем, кто его ищет.
Погрузившись в свои мысли, Астара, должно быть, простояла так достаточно долгое время, не сознавая этого.
Внезапно Вулкан возвестил:
– Готово! Если продолжу дальше, то только испорчу.
– Правда?
– Иди и взгляни сама!
Она послушалась. Казалось, вся картина разрывается от света, исходящего от Персефоны, а она все равно чего-то ждала, чего-то искала в небесах.
Странная, необычная и все-таки потрясающая работа, и художник ухитрился создать ее энергичными мазками, каплями света там, где его меньше всего ожидаешь.
Она так долго молчала, что Вулкан в конце концов не выдержал и воскликнул:
– Скажи же мне хоть что-нибудь! Я хочу услышать твое мнение.
– Я не нахожу… слов, – ответила Астара тихим голосом, – но только мне кажется… я становлюсь частью ее… а она частью… меня.
– Именно этого я и хотел добиться.
Он посмотрел на эту картину, затем на те, что стояли у стены.
– Как только будет сделана последняя гравюра, – сказал он, – я повезу их в Париж. Поедешь со мной?
Она удивленно посмотрела на него, не понимая, правильно ли расслышала его слова. Его губы растянулись в улыбке, а в глазах светилось нечто такое, что завораживало ее.
– Это будет для тебя новым впечатлением, и я хочу его тебе дать.
С этими словами Вулкан обнял ее и привлек к себе, а потом поцеловал.
Очень смутно, в каком-то дальнем уголке сознания у Астары промелькнула мысль, что она должна сопротивляться, но было слишком поздно.
Его губы захватили ее в плен, и она поняла, что именно этого ей и хотелось.
Странное, необъяснимое волнение разлилось по всему ее телу, жаром отдалось в груди и поднялось к горлу.
Ей показалось, будто она стала его частью.
Еще она почувствовала, словно их обоих окутал ослепительный свет – совсем как тот, на картине, что исходил от Персефоны, – свет богов.
Это было так удивительно, так неожиданно, что она начала оживать, перерождаться в этом свете; и все-таки это был не свет, а руки Вулкана, его губы, он сам.
А он прижимал ее к себе все крепче и крепче.
Его губы чуть отодвинулись, и Астара подумала, что он собирается ее отпустить, но он поцеловал ее еще крепче, настойчивей, требовательней, и она перестала себя сознавать.
Наконец, спустя час, а может, и целое столетие, он поднял голову и посмотрел сверху вниз ей в лицо; глаза его вглядывались, что-то искали в ней, и она не понимала, что он хочет найти.
Потом он все-таки что-то увидел и поцеловал ее снова.
Он целовал ее до тех пор, пока ее ноги не перестали ощущать доски пола; она взлетела к звездам, солнце и луна заливали ее своим светом, и она прекратила свое земное существование и стала богиней.
Астара была так удивлена, напугана и ослеплена произошедшим, что смогла лишь уткнуться лицом в плечо Вулкана и вцепиться в него руками, чтобы не упасть.
– Милая моя! Моя маленькая Афродита! Ты пришла в мою жизнь, и я не в силах отпустить тебя и позволить уйти!
Словно солнечные лучи осветили душу Астары. А когда он прикоснулся губами к ее волосам, она подняла к нему лицо и прошептала:
– Я люблю… тебя!
Слова были еле слышны, и в них прозвучало легкое удивление, как будто они были слишком прекрасными и таинственными, чтобы прозвучать вслух.
– Именно это мне и хотелось услышать, – сказал Вулкан, – а теперь, моя дорогая, все сделалось очень простым, и между нами уже не должно больше быть загадок.
Астара заставила себя мыслить ясно.
Ее зацеловал, обворожил мужчина, даже не знавший ее имени, не представлявший, кто она такая.
Этот мужчина предложил ей поехать с ним в Париж и, как было ясно из их предыдущих разговоров, не собирался предложить ей выйти за него замуж.
Каким-то чужим голосом она сказала:
– Я… должна возвращаться… но обещаю… что приду завтра… и тогда мы… сможем строить наши дальнейшие планы.
Каждое слово давалось ей с огромным трудом, тело пульсировало от новых ощущений, которые он пробудил в ней, – всю комнату наполняла странная музыка, и за ее звучанием Астара едва слышала свои слова.
– Я уеду в Лондон очень рано и вернусь примерно в это время, – сказал Вулкан. – И тогда, как ты го-. воришь, мы сможем строить наши планы.
– Мне… пора… уходить,– пробормотала Астара.
– Почему? – спросил он и стал целовать ее снова, страстно и жадно.
