Барбара Картленд - Спор богинь
– Ты видел и это?!
– Чистейшая фантастика, ужас, безобразие, и все-таки завораживает невероятно.
– Ах, как бы мне хотелось посмотреть на это вместе с тобой!
– Такое зрелище не для женщин да и вообще не для людей со слабым желудком.
– А можно мне будет взглянуть на картину?
– Пожалуй. А вообще, я уже начинаю нервничать от твоего всепонимания. Я не привык и не слишком люблю, чтобы меня понимали.
– Извини. Впредь я постараюсь выглядеть идиоткой с отсутствующим взглядом. Может, это тебе больше понравится.
В ответ на ядовитую насмешку Вулкан отложил кисть и повернулся к Астаре лицом.
– Черт тебя побери! – сказал он. – Всю прошедшую ночь я лежал без сна и думал о тебе. Ты вызываешь во мне любопытство и лишаешь душевного равновесия. И это мне совершенно не нравится!
– Решение может быть очень простым.
– Если ты сейчас скажешь, что больше не будешь ко мне приходить, я тебя могу ударить!
– Почему?!
– Потому что я хочу видеть тебя здесь. Ты же знаешь, что я хочу тебя видеть на мельнице! И все-таки ты невыносима, ты лишаешь меня покоя.
Астара слышала громкий стук своего сердца и понимала, что так учащенно оно бьется от его слов и от тона, каким он их произносит.
– Вам очень трудно угодить, мистер Уорфилд, – заявила она наконец.
– Не совсем так, – ответил он. – Просто я не привык иметь дело с совершенным творением природы и нервничаю, поскольку никак не могу приспособиться.
Все еще не отрывая от нее глаз, Вулкан пробормотал, как бы обращаясь к себе самому:
– Ведь должен же быть в ней хоть какой-то изъян! – и окинул ее взглядом с головы до ног, после чего повернулся к мольберту, а затем произнес насмешливым тоном: – А ответ на твою загадку наверняка окажется простым: через некоторое время выяснится, что у тебя муж и шестеро детей, спрятанные где-нибудь неподалеку.
– И при этом я ухитрилась так хорошо сохраниться, что все еще похожа на Персефону?
Он рассмеялся.
– Что ж, сдаюсь! Твоя взяла! Но только не следует забывать, что у Персефоны, возможно, имелся за плечами кое-какой эротический опыт с Аидом.
– Полагаю, у нее хватало здравого смысла не подпускать его близко к себе, держа на расстоянии вытянутой руки, – ответила Астара, – и обещать ему, что она подумает над его предложением в следующий раз… в следующую зиму… а потом еще в следующую… и еще…
– Именно так поступила бы ты сама?
Астара улыбнулась и с удивлением подумала, что она и в самом деле выбрала такую тактику – держит на расстоянии вытянутой руки Уильяма и Лайонела.
– Рано или поздно тебе все равно придется выйти замуж, – сказал Вулкан, и она вздрогнула от его заявления.
– Почему ты это говоришь?
– Я чувствую, что твои проблемы связаны с замужеством. Женщины должны выходить замуж. Другого пути для них нет.
– Вчера ты говорил другое… когда речь зашла о Молли.
– Ты все-таки сильно отличаешься от Молли, и я не могу себе представить, чтобы претендентом на твою руку и сердце являлся бродячий торговец!
– Нет… он не… торговец.
– А кто же он тогда?
– Джентльмен, наделенный множеством талантов.
– И ты его любишь?
Вопрос был задан напрямик, и, пока Астара думала, как ей ответить, Вулкан сказал:
– Можешь не отвечать. Я вижу, что ты никогда еще не любила!
– От-ткуд-да ты… это знаешь?
– Это сразу видно. Достаточно с тобой поговорить, чтобы это понять! Твоя невинность защищает тебя надежней любой брони.
Астара настолько удивилась, что забыла о своей позе и уставилась на него.
– Откуда ты можешь знать… такие вещи?
– Вероятно, мое участие во многих мистериях сделало меня более прозорливым, чем большинство людей. К тому же мне не раз приходилось проходить обряд инициации.
– Много раз?
– Мы говорим сейчас о тебе.
– А мне показалось, что речь сейчас идет о твоих путешествиях и о том, что ты видел и делал.
– У меня нет никакого желания говорить о себе… Ладно, я вижу, что колосья уже стали для тебя тяжелы, положи их на стул и спустись на минутку ко мне. Я хочу, чтобы ты взглянула на картину.
– Хорошо.
Положив колосья, Астара легко соскочила с помоста и подошла к мольберту. Ей сразу бросилось в глаза, как много он сделал за это время.
Теперь фигура Персефоны отчетливо выделялась на холсте ярким пятном; казалось, весь свет сосредоточился на ней и одновременно исходил от нее. Она была изображена в странной манере – подобной Астаре еще не доводилось видеть. Впрочем, было ясно, что художник стремится скорее пробудить чувства, чем передать точное, портретное изображение.
– Тебе нравится? – спросил он.
– А я и вправду выгляжу такой?
– Лучше, во многом лучше. Только мне очень трудно передать твою внутреннюю неуверенность.
Астара поглядела на него широко раскрытыми глазами.
– Неуверенность?
Он ответил ей долгим и пристальным взглядом.
– Мне почему-то кажется, что тебя подталкивают к краю пропасти. Ты боишься и в то же время сознаешь неотвратимость приближающегося решения.
– И что же… мне… делать?
– У меня нет хрустального шара, по которому можно прочесть будущее, – ответил Вулкан, – но если хочешь услышать мои предположения, то скорее всего ты поступишь так, как от тебя ожидают.
– Почему я должна так поступить?
– Потому что ты женщина, а еще я сомневаюсь, что у тебя есть какая-нибудь альтернатива.
– А если… она есть?
– Тогда я думаю, что ты можешь ею воспользоваться. В тебе что-то есть. Оно-то и поможет тебе быть менее податливой, чем считают многие.
– Верно… мне хочется быть сильной! – с неожиданным волнением заявила Астара. – Но ты прав… я боюсь!
Вулкан молчал. Казалось, он никак не может на что-то решиться. Потом художник направился к стене, где стояли, повернутые обратной стороной, несколько картин.
Он повернул одну, и она увидела, что там изображен танец дервишей. Ее поразила его динамика, граничащая почти с неистовостью.
Картина была написана таким образом, что зритель скорее ощущал происходящее, чем его видел. Бешеные рывки тел, введенных в транс, пронзительные вопли, оскаленные зубы, раздувающиеся ноздри, выпученные глаза…
Все было ужасно и одновременно, как он и сказал, завораживало зрителя.
– Ты этого ожидала? – спросил Вулкан.
– От… тебя? Да! – ответила Астара.
Он повернул другую картину.
На ней все было совсем иным: покой, умиротворенность и странная символика дзен-буддистского сада: ровный белый гравий, лежащий ритмичными полосами, камни, изображающие реку жизни и реинкарнацию человека.
И все это было наполнено странным, ясным светом, отчего Астаре показалось, что она видит не работу, созданную кистью художника, а плод собственного воображения.
