Элизабет Хойт - Обольстить грешника
— Да.
Он резко повернулся, услышав ее голос. Его лицо было лишено какого-либо выражения, а глаза прищурены. Если бы она не была очень, очень храброй женщиной, она бы попятилась от него. Он был таким большим и стоял неподвижно, мрачно глядя на нее.
Но тут он улыбнулся:
— Возлюбленная жена моя, простите меня, но я не ожидал увидеть вас здесь.
Она молча кивнула, не доверяя своему голосу. Странная нервная дрожь охватила ее, но она понимала: нужно держать себя в руках, не то ее чувства выплеснутся наружу.
Он подошел к гардеробной и приоткрыл дверь.
— А Пинч здесь?
— Нет.
Он кивнул и закрыл дверь. В другую открытую дверь вошел Спрат с большим кувшином, из которого шел пар. Вслед за ним появилась горничная с серебряным подносом, на котором лежали хлеб, сыр и фрукты. Слуги освободились от своей ноши, и Спрат вопросительно взглянул на Мелисанду:
— Миледи?
— Это все, — кивнула она.
Они торопливо вышли из комнаты, и наступила тишина.
Вейл перевел взгляд с нее на еду на подносе.
— Как вы узнали…
Она узнала довольно просто — от слуг, они сказали, что обычно, когда лорд Вейл возвращается вечером, ему подают легкие закуски. Она пожала плечами и подошла к нему.
— Я не хотела нарушать ваш привычный распорядок. Он смутился.
— То есть… э…
Казалось, он потерял ход мыслей, возможно, потому, что она начала расстегивать его жилет. Она сосредоточила внимание на медных пуговицах и прорезных петлях, чувствуя, как меняется ее дыхание от столь соблазнительной близости. Он стоял совсем рядом, она чувствовала тепло его тела через все слои одежды. Страшная мысль пришла ей в голову. Сколько других женщин владели этой привилегией раздевать его?
Она подняла голову и увидела его бирюзово-синие глаза.
— Да?
Он кашлянул.
— О, как мило с вашей стороны!
— Разве? — Она подняла брови и снова занялась пуговицами. Где он был этой ночью? С другой женщиной? Ведь он мужчина с неутолимым аппетитом, а она не может в данный момент утолить его голод. И вполне вероятно, он искал насыщения в другом месте. Она расстегнула последнюю пуговицу и подняла глаза. — Пожалуйста.
Джаспер поднял руки, позволяя ей снять с себя жилет. Развязывая его шейный платок, она чувствовала на себе его пристальный взгляд. Его дыхание шевелило ей волосы, она ощущала запах вина. Мелисанда и понятия не имела, куда он уходил по вечерам. Возможно, он занимался тем, чем и все джентльмены, — играл, пьянствовал и, вероятно, развратничал. Ее пальцы дрогнули при этой мысли, и она, наконец, определила чувство, переполнявшее ее, — ревность. К этому она была совершенно не готова, хотя давно знала, кто он и какой он. Но она верила, что ее вполне удовлетворит та часть его, пусть самая малая, которую он был готов делить с ней. Других женщин, когда они появятся, она просто не будет замечать.
А теперь она обнаружила, что жестоко ошибалась. Она хотела всего его.
Мелисанда отложила в сторону шейный платок и начала расстегивать рубашку. Теплота его кожи просачивалась сквозь тонкую ткань и обволакивала ее пальцы. Запах его кожи был горячим, настоящим запахом мужчины. Она вдыхала его, незаметно принюхиваясь. От него пахло сандаловым деревом и лимонным мылом.
Над ее головой раздался его голос:
— Вам не стоит…
— Я знаю.
Когда была расстегнута последняя пуговица, он наклонился, и она стащила с него рубашку. Он выпрямился, и на минуту у нее остановилось дыхание. Он был высоким мужчиной, даже рядом с ней — ее голова доставала ему только до подбородка, а грудь и плечи были широкие, пропорционально его росту. Широкие и почти худые. В рубашке он даже мог показаться худощавым. Но не тогда, когда он снимал ее. Длинные крепкие мускулы выступали на его руках и плечах. Она знала: почти каждый день он ездит верхом — и сейчас одобрительно отметила результат этих занятий. Его грудь была покрыта легкими мягкими волосами, они спускались к животу, а потом продолжались где-то внизу. Тонкая полоска волос, опускавшаяся от его пупка, была самым эротическим зрелищем, которое она могла только вообразить. Ей безумно захотелось потрогать ее, провести рукой до того места, где она исчезала в его бриджах.
Мелисанда отвела взгляд и посмотрела ему в лицо. Он следил за ней: на его скулах кожа натянулась, и щеки ввалились. Губы образовали жесткую линию.
Она глубоко вздохнула и указала на стул, стоявший позади него:
— Пожалуйста, сядьте.
Он удивился и, садясь, перевел взгляд с кувшина с горячей водой на нее.
— Вы собираетесь поиграть еще и в цирюльника? Она намочила салфетку в горячей воде.
— Вы мне доверяете?
Он не сводил с нее глаз, и она постаралась, прикладывая салфетку к его щеке, скрыть улыбку. Она узнала от Спрата, что Вейл любит мыться и бриться по вечерам. Вероятно, еще не пришло время помогать ему, принять ванну, но побрить его она могла. Когда ее отец был прикован к постели своей последней болезнью, она была единственной, кому он позволял приближаться к нему с бритвой. Это было странно, поскольку он никогда не проявлял к ней особенной любви.
Мелисанда подошла к комоду, на котором Пинч разложил бритвенные принадлежности, и взяла бритву. Пальцем проверила ее остроту.
— Вас сегодня, кажется, очень заинтересовали истории, которые рассказывала обо мне моя тетушка.
Она смотрела на него, подходя к нему с бритвой, которую небрежно держала в руке. Его глаза насмешливо блеснули над белой салфеткой. Затем он сорвал салфетку с лица и швырнул на стол.
— Меня особенно восхитил рассказ о том, как вы отрезали свои волосы, когда вам было четыре года.
— Правда? — Она положила бритву на стол и выбрала салфетку поменьше. Окунула ее в горшочек с жидким мылом и начала натирать ею его лицо, взбивая мыльную пену. Запахи сандала и лимона наполнили комнату.
— М-м-м… — Он закрыл глаза и откинул назад голову, совсем как огромный кот, когда его гладят. — И еще тот рассказ, о чернилах…
Тогда она сделала чернилами на руках рисунки, и целый месяц ходила с такой татуировкой.
— Я рада, что предоставила вам случай посмеяться, — мягко проговорила она.
Один ярко-синий глаз приоткрылся.
Она улыбнулась и, приставив бритву к его шее, спросила:
— Я часто думаю: куда вы ездите по вечерам? Он открыл рот.
— Я…
Она прижала палец к его губам, чувствуя на своей коже его дыхание.
— Ах, ах, вы же не хотите, чтобы я вас порезала? Он закрыл рот, и его зрачки сузились.
Она осторожно провела бритвой по его щеке — раздался довольно громкий скрипучий звук. Опытной рукой стряхнула с бритвы пену и снова обернулась к нему.
