Жюльетта Бенцони - Оливье, или Сокровища тамплиеров
— Не обращай на него внимания, сынок! Закрой глаза и не слушай! Я стар, мое сердце долго не выдержит... Пусть и таким ужасным путем, но я буду счастлив воссоединиться с твоей матерью!
— Хватит болтать! Живо, вы все! Разденьте барона!
Однако никто не двинулся с места. Возможно, это произошло из-за омерзительного приказа, но присутствующие, среди которых, впрочем, только брат Дидье был рыцарем, а остальные принадлежали к категории тех, кто прислуживал, — один сержант и два бесстрастных чернокожих оруженосца, — не двинулись с места. В сердце Оливье зародился слабый проблеск надежды. Он обратился к Дидье:
— Вы носите такой же красный крест, как и я! Неужели вы согласитесь совершить бесчестный поступок перед Богом, который видит вас и когда-нибудь потребует ответа?
Дидье заколебался, отвел глаза, но это продолжалось лишь мгновение. Ронселен тут же вмешался:
— Уйдите, брат, если вам не по душе это дело! Мне вполне достаточно двоих.
Тамплиер бегом ринулся из кухни. Рено отвязали от кресла и сняли одежду, потом привязали к жаровне. Один из негров стал раздувать огонь, а второй притащил горшок с маслом. Пустой желудок Оливье мучительно сжался, его едва не стошнило. Он преодолел тошноту и закричал с такой силой, что едва не сорвал голосовые связки:
— Господи всемогущий, помоги! Помоги!
Словно эхо, ответом ему стали звон оружия, ржание лошадей и крики. Ронселен бросился к двери, которая распахнулась так внезапно, что он получил удар по лицу и покатился по полу. Высокий тамплиер, вооруженный с ног до головы, в шлеме и с мечом в руке, ворвался внутрь, за ним следовали другие рыцари. С одного взгляда он понял, что происходит на кухне. Кончиком меча он указал на Ронселена, оглушенного падением, и холодно приказал:
— Этого в цепи! Всех прочих убейте!
В мгновение ока распоряжение было исполнено. Оливье, едва не потеряв сознание от радости, выдохнул:
— Брат Клеман! Да благословит вас Господь!
— Как вы здесь оказались? — пробормотал Эрве.
— Всему свое время! — коротко бросил настоятель Прованса.
Подойдя к Рено, он кинжалом взрезал его путы, прикрыл нагое тело своим большим белым плащом и с величайшими предосторожностями усадил. Его рыцари тем временем освободили всех пленников. От усталости и переживаний Анисе лишился чувств, но Оливье с Эрве, хоть и измученные, все же удержались на ногах и стали энергично растирать свои онемевшие члены. Потом Эрве бросился к столу, с жадностью опустошил кувшин с водой и с наслаждением впился в кусок хлеба. Оливье встал на колени перед отцом и взял его за руку. Она была ледяной. Рено дрожал всем телом — нормальная реакция после нервного напряжения, которое пришлось пережить старику. Лицо его было мертвенно-бледным, глаза запали, но он оставался в сознании и с благодарностью принял стакан вина, поднесенный ему братом Клеманом. Он даже сумел улыбнуться, говоря:
— Я всегда верил в чудеса, но никогда не смел надеяться, что это коснется меня самого. Вы это совершили, друг мой! Как вас отблагодарить?
— Быстрее поправиться.
— Я постараюсь! Как вы здесь оказались? Едва могу поверить своим глазам! Вас кто-то предупредил?
— Да. Я был в Тригансе, когда ночью прибежала ваша Барбетта. Она успела рассказать командору Валерьену де Риансу о том, что здесь происходит... Тот приехал сюда с нами. Да вот и она сама!
Войдя на кухню так, словно ничего не случилось, в сопровождении своих молодых помощниц, Барбетта призвала всех святых рая в свидетели нанесенного ей ущерба и стала немедленно отдавать распоряжения, перемежая их проклятиями в адрес захватчиков. Пока ее девушки поспешно приводили в порядок кухню, она припала к руке хозяина:
— Сир Рено! Что с вами сделали эти злодеи!
Не дожидаясь ответа, она развила бурную деятельность, провозгласив, что через час стол будет накрыт. К делу был приставлен и сержант Анисе, еще не вполне твердо стоявший на ногах. Брат Клеман тем временем вернулся во двор, чтобы посмотреть, где находятся брат Валерьен и его тамплиеры. Ронселен де Фос, закованный в цепи и громогласно выражающий свое неудовольствие, а также брат Дидье и молодой Юон де Ман стояли в повозке, откуда убрали громадный ящик: их должны были отвезти в тюрьму Триганса... Всех, кто участвовал в разбойном нападении на замок, обезоружили, — они сдались почти без боя, но дело не обошлось без тумаков, потому что люди барона Рено не могли простить того, как их терроризировали и третировали во время этих драматических двадцати четырех часов. Сдавшихся также ожидала темница Триганса, но сначала им предстояло посетить провинциальную крепость Риу-Лорг для долгого покаяния.
Валерьен де Рианс и его тамплиеры, которых брат Клеман усилил дополнительным отрядом, набранным в бальяже Риу, не стали долго выжидать, чтобы подкрепиться на кухне, где их ждал сытный обед и прохладительные напитки. Они уезжали вместе с пленными, за отъездом которых барон Рено следил больше с гневом, чем с облегчением:
— Моя душа не обретет мира, пока этот Ронселен не умрет! Почему, брат Клеман, вы не разрешаете мне вступить с ним в поединок? Нас рассудил бы сам Господь!
— Вы же знаете, что тамплиерам запрещены дуэли! Кроме того, друг мой, — добавил он с легкой улыбкой, — вы не должны забывать и о своем возрасте, и о его, кстати, тоже!
— Но ненависть придает силы!
— Это и он может сказать. К тому же, вы честный рыцарь, а он — отродье Сатаны, с ним связываться опасно: он не будет вести честную игру.
— Я говорил о Боге, брат Клеман, а вы толкуете о дьяволе! Вы не верите, что Господь даровал бы мне силу победить?
— Пути Господни неисповедимы, друг мой... я же предпочитаю избегать ненужного риска. Будьте уверены, что судить его будут с величайшей суровостью, и он понесет заслуженное наказание. Давайте вернемся в дом, нам нужно поговорить!
Валькроз выходил из кошмара и с радостью обретал скромные заботы повседневной жизни. Мертвых похоронили, вознесли за их души молитвы и принялись за работу, как во все времена, после снятой осады или отмененной тревоги. Для земледельцев каждый час бесценен, и все торопились возместить ущерб, причиненный замку... А он оказался довольно значительным, потому что люди самозванца Антонена д'Арро обыскивали замок яростно, и, хотя и воздержались от грабежа, но мебель они все-таки опрокинули, вывалив из ящиков все содержимое наружу, сорвали со стен покрывала, чтобы обнаружить возможные проходы к тому, что они жаждали найти.
— Матушка бы этого не перенесла! — сказал Оливье.
— Нет, — возразил его отец. — Она пришла бы в бешенство, но сначала возблагодарила бы Господа за спасение тех, кого любила...
