Джин Плейди - Обреченная на корону
В те дни у меня стало складываться впечатление о том, что произошло до ужасного конфликта, названного войной Алой и Белой розы, повергшего государство в худшее из бедствий — гражданскую войну.
Детство Маргариты, как и мое, было довольно счастливым, хотя ее отец, Рене Анжуйский, в те годы подвергался всевозможным опасностям. Говорила она о нем с поразительной нежностью; и вообще, чем больше я узнавала ее, тем больше удивлялась. Властные манеры, пылкая, страстная натура, жгучая ненависть к врагам заслоняли ее притягательные свойства; она могла любить так же горячо, как и ненавидеть, и я, подмечая проблески этой притягательности, стала менять свое мнение о ней.
— Когда я родилась, — сказала как-то она, — моему отцу принадлежала только провинция Гиз. Потом отец унаследовал Лотарингию, однако на нее претендовал еще один человек. Он победил отца, взял в плен, и я долгое время росла без него. Еще будучи пленником, отец унаследовал Прованс и Анжу. Мать моя была решительной. Отец — слишком мягким. Ему только и хотелось, что жить в мире со всеми. Он любил поэзию и художества.
Говорила Маргарита о нем с какой-то озлобленной нежностью.
— Как, должно быть, он не походил на моего отца, — сказала я.
— На Уорика?! — Лицо ее посуровело. — Этот человек, твой отец, испортил нам жизнь.
Я напрасно упомянула о нем. Больше на эту тему она со мной не заговаривала и, казалось, забыла, что между нами завязалась легкая дружба. Дернуло же меня напомнить ей, что я дочь Уорика.
Я поняла, что больше этого нельзя делать.
Впоследствии я узнала, что ее воспитывала решительная мать. Поскольку Рене находился в плену, матери пришлось ехать в Лотарингию и править там, а Маргариту она отправила в Анжу, к бабушке, Иоланде Арагонской, правительнице этого графства.
— Жили мы, главным образом, в Анжере, — сказала она. — Ты помнишь Анжер?
Я содрогнулась. Разве можно было его забыть?
— Моя бабушка была замечательной. Мать тоже. Иногда мне кажется, что власть должна принадлежать женщинам.
Я насторожилась, и Маргарита глянула на меня с легким сожалением, из чего следовало, что власти мне, по ее мнению, не достанется.
— С матерью и бабушкой мне повезло, — сказала она. — Смерть бабушки явилась для меня тяжелым ударом. Но тогда отец был уже на свободе. Они с матерью приехали в Анжер, и какое-то время мы жили вместе.
— Должно быть, с родителями вам жилось замечательно.— Такие радости долго не длятся. В твоем возрасте я обручилась с королем Англии. Правда, речь о моей помолвке заходила не раз, и я сомневалась, что эта состоится.
— А почему не состоялись другие?
— Потому что отцовское состояние то уменьшалось, то прибывало. Вначале я была очень бедной невестой, но, когда отец унаследовал Лотарингию и Анжу, положение изменилось.
— Из-за таких-то причин нам и приходится заключать помолвки, — с горечью сказала я.
— Разумеется. Дитя мое, посредством браков образуются самые надежные союзы. Имей это в виду. Это наш долг, и мы должны принимать его... для блага своей страны.
— Знаю.
— Поначалу я считала себя очень счастливой, — сказала она. — Вышла замуж за человека с очень мягкой натурой... доброго... может быть, святого. Но добрые люди не всегда становятся хорошими королями, а святые не предназначены для ношения короны. Обычно им недостает воли удерживать ее долго.
— Видимо, им нужно жениться на сильных женщинах.
Маргарита криво улыбнулась.
— Мать и бабушка учили меня полагаться на свои силы. Это лучший из уроков, какой может усвоить женщина.
Она глянула на меня с легкой суровостью, наверняка думая, что женщины, усвоившие его, не дают волю слезам.
По мере того, как я узнавала ту, кому предстояло стать моей свекровью, страх и неприязнь, которые поначалу вызывала она у меня, сменялись восхищением с оттенком привязанности.
Мне нравилось слушать ее рассказы о прошлом, и она как будто находила в них удовольствие. Видимо, ей казалось, что если я узнаю о судьбах других, то не стану так уж беспокоиться о собственной участи. Кроме того, думаю, Маргарита хотела отвлечься... забыть хотя бы на полчаса жгучую необходимость получить добрые вести из-за Ла-Манша.
По рассказам я очень ярко представляла ее отъезд в Англию. Мне она виделась красивой девочкой. Лицо ее хранило следы былой красоты и временами, когда глаза ее мягчели, а губы улыбались, очень мне нравилось.
Перед моим взором явственно вставала та блестящая кавалькада. Этот брак был нужен как англичанам, так и французам.
— Французский король, — рассказывала она, — обнял меня и поцеловал. Потом торжественно передал герцогу Суффолку, приехавшему за мной. Родители мои присутствовали при этом, они проводили нас до Бара, и там я простилась с ними.
— Должно быть, вам было очень грустно. И страшно.
— Грустно, — сказала Маргарита. — Я очень любила родителей, но знала, что с ними необходимо расстаться. Мы приехали в Париж. Люди нас восторженно приветствовали. Им нравятся такие бракосочетания. Можно повеселиться, к тому же есть надежда, что после них в стране наступит мир. Меня окрестили Маленькой Маргариткой. — Она издала иронический смешок. — Маргариткой! В Англии меня так не называют. Для англичан я ненавистная Иезавель. А затем я встретила человека, который... после твоего отца... стал моим злейшим врагом.— Вы говорите о герцоге Йоркском?
— Да. И отчетливо вспоминаю его голову в бумажной короне на городской стене,
Заведя речь об отце Эдуарда, которого вскоре, как она надеялась, сменит на троне ее муж, Маргарита переменилась. Стала мстительной, ненавидящей.
— Герцог был негодяем, правда, тогда я еще не знала этого. А жена его... была еще хуже, чем он. Даже тогда задирала нос.
— Ее прозвали Гордой Сис, — сказала я.
— Сесили, герцогиня Йоркская, несостоявшаяся мать королей, — злобно произнесла Маргарита.
Я могла бы напомнить, что она действительно мать короля. Эдуард правил уже почти десять лет.
— Я тогда не представляла, чего ждать от этой семейки. И от твоего отца. Эта проклятая война... война Алой и Белой розы. Розы должны быть прекрасным украшением. А эти люди предали своего короля и начали войну. Они еще пожалеют об этом. Эдуард отправится по стопам своего отца.
— Расскажите, пожалуйста, что вы испытали, впервые увидя Англию.
Глаза Маргариты затуманились, на губах заиграла улыбка, и лицо чудесным образом помягчело.
— Плавание через Пролив! Я думала, что умру. И такая мысль приходила не только мне. Я решила, что никогда не увижу Англию. И забыла свои страхи перед будущим. Думала: «Это конец. Смерть». Все говорили, что едва мои ноги коснутся суши, болезнь пройдет. Она прошла... кое у кого. У меня нет. Это было ужасно. Мои лицо и тело покрылись пятнами. Я считала себя навеки обезображенной. И думала: «Вот такой меня увидит муж при первой встрече». К внешности своей я относилась очень тщеславно. Я знала, что красива. Красота — Божий дар. Очень ценный. Она дает особые преимущества. Ею восхищаются, к ней относятся приветливо. И я думала, что лишусь ее. Красивые люди знают, какая это ценность, и красивые женщины всеми силами стараются ее сохранить. Представь себе мои чувства — юная девушка лишается красоты.
