Сьюзен Гастингс - Венера и воин
– Не бездельничай, – прошипела Друзилла. – Ты должна обслуживать гостей.
Пила пробудилась от своих мыслей. Она поправила складки своего нарядного голубого платья, взяла поднос с фруктами и смешалась с гостями, стараясь оказаться поблизости от Клаудиуса. Когда Лентулус отошел от Клаудиуса к столу, она собрала все свое мужество и успокоила бешено бившееся сердце. Опустив глаза, она протянула ему поднос.
– Пила! – Радостная улыбка осветила его лицо.
– Приветствую тебя, господин, – прошептала она.
– Почему так официально, прекрасная Пила? Я думаю, что нас связывают нежные узы, – проговорил он, улыбаясь, – лента из твоих золотистых волос.
– Более чем ты думаешь, – ответила она.
– Ты говоришь загадками.
– Благодаря этой ленте ты видишь свет.
Клаудиус рассмеялся немного смущенно.
– Пила, здесь шумное празднество, а ты говоришь как оракул. Порадуйся музыке, танцу! Ты живешь в очень красивом доме.
Движением руки он обвел атриум.
– Я всего лишь рабыня, – сказала она, – однако я не хочу быть неблагодарной моему господину.
Клаудиус подошел к ней ближе.
– Я желал бы, чтобы ты была свободной как птица. Тогда мы смогли бы видеться.
– Если бы я была свободной как птица, я бы улетела, – ответила она тихо.
Он посмотрел ей прямо в глаза, и ее охватило чувство, будто она погружается в глубокое голубое озеро.
– Было бы очень жаль, потому что и там свобода была бы несовершенной. Орел или сокол могли бы закогтить тебя.
Она рассмеялась:
– Глаза у меня видят далеко, размах крыла быстрый. Я бы ускользнула и от стрелы охотника.
Клаудиус быстро огляделся.
– Здесь так много людей. Я могу встретиться с тобой наедине?
Пила не успела ответить.
Валериус произнес официальное приветствие и пригласил гостей к богато накрытым столам в пиршественном зале.
– Извини, господин, но я должна обслуживать приглашенных.
Пила отошла от Клаудиуса и заторопилась на кухню. Там она рухнула на скамейку и прижала руку к дико бьющемуся сердцу. Почему она теряет власть над собой, как только оказывается поблизости от него?
– Что с тобой? Тебе нехорошо? – сердито встряхнула ее Друзилла.
– Ничего, я только боюсь сделать что-нибудь неправильно.
Друзилла испытующе посмотрела на нее.
– Что тут можно сделать неправильно? Ты должна просто обслуживать гостей, все остальное идет своим чередом.
– А мне нельзя остаться здесь, на кухне, и помогать готовить кушанья?
– Нет, господин настоял на том, чтобы ты присутствовала в зале.
– Только минутку, пожалуйста, Друзилла.
– Ну, хорошо, только не рассиживайся, а работай.
Пила вскочила и начала возиться с мисками и блюдами. Она наполняла их поджаренными кусками мяса и рыбы и украшала лавровыми листьями и оливками. В кухне царила неразбериха, казалось, только Аурус мог здесь распоряжаться.
Началось пиршество. В зал непрерывно входили рабы с наполненными мисками или убирали пустые тарелки.
Предлагались закуски из морских ежей, устриц, моллюсков, фаршированных дроздов. Все было обильно приправлено зеленью. На огромных блюдах громоздились фазаны, фаршированные утки, зайцы, тушеная оленина и мясо дикого кабана, телятина и пурпурные улитки, запеченные в тесте. Пицентинский хлеб, оливки, масло с травами и выпечка из теста подавались между блюдами. Кушанья были сервированы на серебряной посуде, стол сверкал от цветных стеклянных бокалов, тяжелые светильники и маленькие произведения искусства гармонично сочетались с посудой и подносами.
Вначале гости вели остроумные беседы. Валериусу удалось направить разговоры в зале искусными вопросами так, что в развлекательной и поучительной форме обсуждались темы искусства, науки, политики. Больше всего ценились, однако, остроумные шутки, веселившие гостей и служившие приправой к пиршеству.
Пиршество растянулось на несколько часов, и все это время музыканты, танцоры и акробаты развлекали гостей. Гости и сами развлекали себя. Сенатор Квинтилиус вызвал восторг слушателей, прочитав сочиненные им стихотворения. Одна из гетер продемонстрировала искусство игры на редком музыкальном инструменте, привезенном из Финикии. Мим показывал фокусы, вовлекая в них зрителей.
Потом была организована лотерея, и раздавались подарки. Валериус велел сделать выигрыши парными: можно было выиграть десять ослов или десять сверчков, десять серебряных бокалов или десять оловянных ложек, десять павлинов или десять куриных яиц, десять рабов или десять пирожков. После раздачи призов общество расслабилось. Валериус хлопнул в ладоши, и берберские танцовщицы, одетые в легкие одежды, начали свое выступление. За ними последовали девушки, переодетые греческими нимфами, они обрушили на присутствующих настоящий дождь из цветов.
Если до этого пили вино, смешанное с водой, то теперь воду отставляли в сторону, чтобы вино открыло сердце и развязало язык. Голоса звучали оживленнее и громче, делались уже первые попытки сближения, как со стороны мужчин, так и со стороны женщин.
Вино пробудило эротические желания, гости начали обмениваться нежностями, объятиями, поцелуями. Музыка стала более дикой, экстатичной, танец женщин – более фривольным. Некоторые уже предались любовным играм, не обращая внимания на снующих туда и сюда рабов и сидевших рядом музыкантов.
Пила старалась держаться вдали, но не могла же она все время торчать на кухне! Тем более что в своем изящном голубом платье она резко выделялась из массы других рабов, и Аурус даже спросил ее, нет ли у нее более подходящей одежды для работы.
– Ты должна, наконец, пойти обслуживать гостей, Пила, – тормошила ее Друзилла. Ей было хорошо, она могла оставаться на заднем плане. Стоя в дверях пиршественного зала, она дирижировала действиями слуг у столов.
– Сейчас приду, – ответила Пила и побежала назад, на кухню.
Какая-то сила мешала ей войти в пиршественный зал. Ее внезапно охватил страх, что ей придется взглянуть в глаза Клаудиусу. В ней боролись противоречивые чувства. Девушку пугала знойная беспутная атмосфера, царившая во время пирушки. Однако выбора у нее не было. Валериус поставил ей условие – присутствовать на празднике и быть у него под рукой. Это была цена за ее волосы. Хрен был редьки не слаще, с той только разницей, что потерю волос мог заметить каждый, а потерю ее целомудрия вряд ли. Пила вздрогнула, подумав об этом, и глубоко вздохнула. Друзилла вручила ей серебряное блюдо, полное винограда.
– Отнеси его в атриум, – приказала она.
Пила послушно взяла блюдо, перед проходом в атриум помедлила: она слышала музыку и смех, перемежаемые похотливыми стонами. Однако она не могла дольше медлить, не навлекая гнева Валериуса. Рабыня-красавица вошла.