Маргарет Пембертон - Цветущий сад
— Поедем со мной сегодня же, — прошептал Рамон.
— Нет. Завтра я должна повидаться с отцом и обо всем рассказать ему.
Рамон оцепенел. Он не предполагал, что она будет говорить с отцом перед отъездом.
— Твой отец сделает все возможное, чтобы ты изменила свое решение, — сказал он.
— Знаю, но у него ничего не выйдет.
— Ты еще не знаешь, что он может сказать.
— Меня это не волнует. Что бы он ни говорил, я поступлю по-своему.
Нэнси подошла к нему. Без туфель она была ему по грудь. Рамон обнял ее, но его лицо было мрачным.
— Давай уедем сейчас же, Нэнси. Напиши отцу или позвони. Не надо встречаться с ним.
— Я должна. Я не смогу жить спокойно, если не сделаю этого. — Она прижалась к нему. — Я знаю, он рассвирепеет как бык, и потому не рассчитываю на его сочувствие. Он наверняка напомнит мне о старой вражде с твоим отцом. Но это ничего не изменит. Их отношения не должны нас касаться.
— Не стоит подвергать испытанию свою волю, — упорно настаивал Рамон.
Она засмеялась и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала его.
— Все мой корабли уже сожжены. Я обо всем написала Верити и рассказала Джеку. Что бы ни говорил и ни делал отец, ничего изменить нельзя.
Она закрыла глаза и снова поцеловала Рамона, не видя взволнованного выражения его лица.
Встреча Нэнси с отцом явно была рискованным делом. Однако, зная отношения между Чипсом и его дочерью, он понимал, что, если они не поговорят, Нэнси потом будет мучиться всю жизнь. С другой стороны, если они встретятся…
Он чувствовал биение ее сердца на своей груди.
— Я люблю тебя, — сказал он страстно. — Никогда не забывай об этом.
— Не забуду. — Нэнси любила его всей душой.
Чай так и остался нетронутым. Рамон нежно целовал ее. Когда же они снова предались любви, казалось, их движения напоминают замедленную киносъемку. Они дорожили каждым мгновением, смакуя и растягивая во времени свою близость, как будто хотели запомнить ее навсегда. «Наверное, так бывает, когда хотят зачать ребенка», — подумал он, но затем вспомнил, что у нее больше не может быть детей. Не важно. Она нужна ему. Только с ней он узнал, что такое подлинная любовь. Понял, как прекрасно не только получать желаемое от женщины, но и отдавать ей всего себя. Испытал истинную страсть. Рамон вспомнил о маленьком толстом человечке в бостонском Сити-Холле, о его крикливости и равнодушии, о его способности любить и ненавидеть и испытал ранее незнакомое ему чувство — страх.
Когда он снова посмотрел на Нэнси, его лицо выражало твердость и непреклонность. Огонь камина освещал ее темные локоны. Ресницы, как два мягких черных крыла, оттеняли гладкую белизну ее щек. Он вспомнил, что говорил ей в Нью-Йорке. Если потребуется, он увезет ее насильно. Даже против ее желания. Ничто не разлучит их и уж, конечно, не коротконогий заносчивый мэр Бостона.
— Ты уложила веши в расчете на дальнее путешествие до Тобаго или в Акапулько? — спросил он, стараясь отделаться от мыслей о мэре Чипсе О'Шогнесси.
— Я просто сложила вещи, не думая о том, куда мы отправимся.
— А как? — В глазах его засветились веселые огоньки.
— Поездом до Акапулько или на яхте до Тобаго.
Улыбка на его лице стала шире.
— А если на самолете?
— Но до Тобаго нет авиарейсов.
— Если ты пилот, то можешь лететь, куда захочешь.
Нэнси рассмеялась:
— Значит, мы действительно можем улететь до заката?
— Как две птички, — сказал он и нежно поцеловал изгиб ее подбородка. Затем их губы встретились, и прошло немало времени, прежде чем они снова смогли продолжить разговор.
— Не будет ни корреспондентов, ни фоторепортеров? — спросила она, прижавшись лицом к его груди.
— Никого.
Она вздохнула и слегка коснулась пальцами его крепкой мускулистой руки.
— И чем же мы будем там заниматься?
— Любовью, — ответил он. — Будем наслаждаться счастьем.
— А ты не будешь скучать по Нью-Йорку, Парижу и…
—…по той жизни, которую я вел раньше? — закончил он улыбаясь.
— Да. — Она неотрывно смотрела в его глаза, ожидая ответа.
— Нет. Я уже достаточно повращался среди прожигателей жизни, — спокойно сказал он. — Это до двадцати лет забавляло меня, затем вошло в привычку. А сейчас уже надоело.
Поленья в камине потрескивали и шипели. Яркое пламя освещало комнату золотистым светом.
— От скуки я провел четыре месяца в Гималаях и еще полгода в ужасной экспедиции к верховьям Амазонки. Именно скука заставила меня участвовать в скоростных гонках на воде и состязаться в скорости и высоте полета на своем самолете. Риа Долтрис писала, что я самоубийца. Нет. Просто мне было скучно. Мне надоели глупые светские девицы, княгини-эмигрантки и дочери американских железнодорожных магнатов и сталелитейных королей. Я пресытился мимолетными, пошлыми связями. Пресытился сексом, но никогда не любил.
Он еще крепче прижал ее к себе, ощущая ее грудь на своей груди.
— Я не буду скучать по всему этому, — сказал он. — Я буду скучать только по тебе.
— Я всегда буду с тобой. — В ее тихом глубоком голосе звучала твердая уверенность. — Всегда.
— Давай вместе вернемся в Нью-Йорк, — предложил он наконец.
Она отрицательно покачала головой:
— Нет. Завтра я встречаюсь с отцом в Бостоне, а в субботу буду в Нью-Йорке, и мы больше не будем разлучаться.
— Что же, ждать осталось недолго, — сказал он, улыбнувшись.
Нэнси ощутила щемящую боль в сердце.
— Нет, — повторила она, — недолго.
Через полчаса Нэнси стояла на дороге, обсаженной деревьями, и смотрела вдаль, пока огни его «даймлера» не скрылись в ночи. Какие-то тридцать шесть часов, ну, может быть, сорок, и они снова будут вместе. Она вернулась в дом, сознавая, что скоро покинет его, чтобы встретиться со своим счастьем.
* * *— Доброе утро, миссис Камерон!
— С возвращением вас, миссис Камерон!
Нэнси шла по лабиринту коридоров Сити-Холла. Ее появление вызвало необычайное оживление среди служащих. Из обшарпанных дверей офисов выглядывали любопытные головы. Каждый стремился взглянуть на нее и пожелать удачного дня. Многие из старожилов Сити-Холла еще помнили, как торжествующий отец носил ее здесь на плечах, когда она была совсем ребенком. Для них годы, когда Чипс упорно отказывался баллотироваться на пост мэра, были годами изгнания. Теперь они снова оказались в центре внимания и радовались этому.
— Сегодня вечером будет потрясающая встреча, — обратился к ней Симас Флэннери.
Она улыбнулась и кивнула головой. Симас был ближайшим другом отца. Это он рассказывал ей на ночь ирландские сказки с такой убежденностью, что она до сих пор верила в гномов и фей. Помощники Чипса, снующие перед его офисом, остановились, чтобы поприветствовать ее. Молодой клерк, никогда раньше не видевший Нэнси, застыл с остекленевшими глазами, глядя, как она идет в святая святых — кабинет мэра. Нэнси всем широко улыбалась, а то, как она радостно откликалась, когда старые служащие обращались к ней просто по имени, стало для него откровением. Он наконец ощутил то очарование, которое покоряло всех, кто встречал Нэнси. Она была не только красива. Он с трудом подыскивал нужное слово, и в конце концов оказалось, что утомительные годы, проведенные в школе, пошли впрок. Она обладала харизмой, исключительным даром привлекать к себе людей. Когда Нэнси переводила зрачки в уголки глаз, она становилась очень похожей на шаловливого котенка. Клерк следил, как исчезает хвост ее лисьей горжетки за дверью кабинета мэра, и понял, что влюбился.
