Алекса Смарт - Тайные страсти
«Вот досада», — с грустью думала несчастная Марселла по мере нарастания сутолоки. Она еще цеплялась за слабую надежду, что, оказавшись на свободе, Гарет передумает насчет женитьбы, которая была для него равносильна насмешке. К сожалению, он, судя по всему, решил разыграть этот фарс до конца. Марселла могла только догадываться, что руководило им: извращенное чувство чести или нечто противоположное.
Она понимала, что ее присутствие в гостиной при выполнении формальностей обручения вовсе не требуется и даже обрадовалась этому. Марселла неожиданно оробела, подумав о неизбежной встрече с человеком, которому в силу обстоятельств придется стать ее мужем. Тем не менее девушка не могла не поддаться искушению и не выглянуть — как немного раньше Софи — на улицу.
Прямо под окном ее спальни стояла внушительных размеров блестящая черная карета, запряженная четверкой лошадей серой масти, на дверце которой красовался герб Нортрапов. Внушавший некоторую робость своим красочным великолепием, оскалившийся «волк на задних лапах» удивительно походил на зверя, вытатуированного на руке Гарета.
Марселла едва успела рассмотреть эти подробности, как кучер в ливрее сошел со своего места и открыл дверцу кареты, в то время как Сим и другие слуги из «Золотого Волка» торопливо разгоняли газетчиков, вновь слетевшихся, словно чайки, к дому Ханникатов.
«Значит, волк все-таки укрощен», — подумала Марселла, когда на мостовую ступил пассажир столь роскошной кареты. Вмиг забыв о своем намерении скрываться от посторонних взоров, она отвела в сторону кружевную занавеску и прильнула к окну.
Когда Марселла последний раз встречалась с человеком, предназначенным ей в мужья, в его манере одеваться явно сказывалось отсутствие утонченного воспитания. Щеки девушки невольно вспыхнули при одном только воспоминании об оцепенении, охватившем ее при виде непринужденно разгуливавшего перед ней обнаженного мужчины, совершенно не стеснявшегося своей наготы. Разумеется, ни один истинный джентльмен не выставил бы себя напоказ с такой дикарской беззаботностью. Впрочем, даже одетый, в незастегнутой рубашке и мятом галстуке, Вольф демонстрировал достойное сожаления пренебрежение к этикету.
Однако теперь из кареты вышел совершенно другой человек. Грива непокорных золотисто-русых кудрей больше не спадала на воротник рубашки, как у какого-нибудь языческого короля, а оказалась уложена по последней моде. Галстук на этот раз был накрахмален и завязан сложным, пожалуй даже слишком большим узлом. В этот день Гарет надел сюртук небесно-голубого цвета, жилет более светлого оттенка и белоснежную рубашку. Длинные мускулистые ноги были обтянуты панталонами модного темно-желтого цвета, заправленными в сверкавшие черные сапоги.
При виде этого ослепительного молодого джентльмена девушка невольно затаила дыхание и лишь спустя несколько мгновений сделала выдох. Она почему-то вообразила себе, будто граф Шербрук предстанет перед ее отцом босой и полуодетый, вместо этого Вольф выглядел настоящим джентльменом из высшего общества. Даже зная, кто он такой и каковы его деяния, Марселла не смогла сдержать трепетного восхищения, вдруг обдавшего ее теплой волной. Да и какая женщина не вошла бы с гордостью в бальный зал под руку с таким мужчиной?!
Испытав облегчение при виде подобного превращения, Марселла одновременно ощутила какую-то грусть, похожую на то чувство, которое она испытала, когда Кларри последний раз взял ее с собой в королевский зверинец. Тогда Марселла даже задохнулась от восторга перед великолепным африканским львом, метавшимся за решеткой из толстых железных прутьев. Однако это восхищение тут же сменилось жалостью, когда она заметила, что у бедного зверя вырваны клыки.
Пока Марселла предавалась этим размышлениям, Гарет уже поднялся на ступеньки крыльца, затем, словно почувствовав ее взгляд, неожиданно остановился и посмотрел вверх, на то самое окно, возле которого стояла девушка.
«Нет, он вовсе не укрощен», — с удивлением поняла Марселла, встретившись с холодными зелеными глазами.
Даже на расстоянии она прочитала в его взоре леденящий душу гнев и осознала, что эта ярость почему-то направлена на нее. Да, Гарет явно не выглядел снисходительным женихом, жаждущим предъявить права на свою будущую жену.
Охваченная внезапным ужасом, Марселла выпустила из рук занавеску и отвернулась от окна. Все это страшная ошибка! Как она могла согласиться участвовать в подобной пародии, оказаться настолько глупой, чтобы поверить, будто всего за две недели человек может превратиться из дьявола в светского щеголя?! Нет, Гарет по-прежнему оставался «волчьим» графом в одежде джентльмена, а Марселла несчастным жаворонком, призванным услужить ему в качестве невесты.
Если только она не откажется…
В течение быстро промелькнувшей четверти часа Марселла терзалась, обдумывая эту возможность, в то время как Гарет и ее отец, запершись, беседовали в кабинете. Безусловно, после того как с Вольфа сняли обвинение в убийстве и выпустили из Ньюгейта, она уже не могла принести ему никакой пользы. Его репутации, во всяком случае, ничего не угрожало. К тому же известно множество примеров, когда титулованные джентльмены ввязывались во всяческие скандальные истории, и никто не порицал их за это. А вот ее доброе имя непременно пострадает, даже если Марселла отвергнет подобный союз. И уже не важно, отдалась она графу Вольфу или нет, тем более, что светское общество, кажется, поверило этому. Теперь даже напыщенный сэр Финеас, который и сам-то далеко не являлся образцом добродетели, не захочет взять ее в жены.
А что будет с семьей?
Этот болезненный вопрос постоянно мучил Марселлу в последние дни. Даже если в течение всей оставшейся жизни она сумеет выдержать шепоток за спиной и отсутствие приглашений, как решиться навлечь такое же наказание на мать, отца и Кларри, где бы он сейчас ни находился? В таком случае все они вынуждены будут также расплачиваться за ее своевольные поступки.
Едва Марселла успела примириться со своей неизбежной долей, как стук в дверь прервал ее горестные размышления. На пороге комнаты с красными от возбуждения щеками появилась мать.
— О, моя дорогая, это так волнующе! — взяв дочь за руку, воскликнула Аделаида. — Прежде чем уехать, граф хочет поговорить с тобой наедине. Ох, как красив этот мужчина… и как богат! А теперь быстро пошли.
Подгоняемая торопливым шепотом матери, Марселла нехотя спустилась по лестнице в холл, рядом с кабинетом отца. Сэр Бертрам первым покинул кабинет. Мрачное выражение его лица больше подходило человеку, готовящемуся к похоронам, нежели к свадьбе. Переживания последних дней наложили отпечаток на его внешность, а годы тяжкой ношей лежали на плечах сэра Бертрама. Коротко кивнув жене и дочери, он молча прошел мимо.
