Жаннетта Беньи - Флорентийка и султан
Поблизости возвышалось несколько мечетей. У дверей мечетей, куда вход неверным вроде нас закрыт, сидели истинные правоверные. Когда они увидели нас, среди них поднялся какой-то громкий ропот. Мы поспешили миновать это место, чтобы не раздражать мусульман, пришедших молиться, своими европейскими одеждами.
Генуэзский консул, сеньор Веролануово, встретил нас весьма радушно. Очевидно, он хорошо знал сеньора Гвиччардини, потому что поздоровался с ним как со старинным другом.
Во время оживленной беседы, какая обычно завязывается между соотечественниками, оказавшимися далеко от родины, сеньор Гвиччардини рассказал генуэзскому консулу о том, что привело его сюда. Ему необходимо было найти известного александрийского купца Сулейман-бея, с которым его связывали торговые дела, а также совершить официальный визит к паше в качестве представителя итальянских городов-республик.
После этого сеньор Гвиччардини попросил у сеньора Веролануово дать нам проводников с ослами. После того, как мы преодолели несколько сот метров от пристани до резиденции генуэзского консула, у нас совершенно пропало всякое желание прогуливаться пешком.
Консул с радостью согласился помочь нам, и после недолгого ожидания мы в составе длинной процессии двинулись к воротам Махмудия, ведущим к развалинам древней Александрии.
Теперь, не боясь увязнуть в грязи и сопровождаемые проводниками, которые поддерживали нас с Леонардой за руки, мы могли взглянуть на этот необычный мир, подобный которому, наверняка, не найдешь нигде на свете.
Вот теперь я почувствовала себя настоящей первооткрывательницей. Ведь никогда раньше мне не приходилось видеть ни этой земли, ни этого неба, ни этой жизни, которая как будто специально во всем отличается от нашей.
Первое же, на что я обратила внимание: у нас отращивают длинные волосы, у них же, напротив, мужчины бреют голову; женщины ходят в длинных черных власяницах, которая называется чадрой. Это было ужасно!
Как известно, Александрию основал Александр Македонский. Здесь же он был похоронен. Но сегодня от древнего города уцелел только мол. Все остальное превратилось в бесформенные руины.
Не знаю, может быть, у нас еще хватило бы сил и желания осмотреть развалины, но в этот момент я случайно взглянула на свои ноги, почувствовав какое-то необъяснимое жжение. Мои прекрасные кожаные туфли были покрыты какими-то мелкими точками, которые двигались. Присмотревшись внимательнее, я сделала страшное открытие – на мне кишмя кишели блохи.
Я завизжала так страшно, как будто на меня напали разбойники. Леонарда, оттолкнув проводника и спрыгнув с осла, бросилась ко мне, не обращая внимание на грязь под ногами. То же самое сделал сеньор Гвиччардини.
Мой добрый опекун сказал мне, что в таких обстоятельствах единственный выход – незамедлительно отправиться в баню, тем более, что восточные бани – это восхитительное времяпрепровождение. Однако, немного понимавший по-итальянски проводник, услышав просьбу сеньора Гвиччардини, от ужаса вытаращил глаза. Причину этого я узнала чуть позже.
Оказывается, в здешние бани ходили лишь обитательницы гаремов, и то лишь по субботам. В остальное время посещение ими бань запрещено под страхом смерти. Поэтому мне с Леонардой нужно было ждать до завтрашнего дня, поскольку сегодня была пятница.
У нас не оставалось иного выхода, как, отряхнув, насколько это было возможно, мерзких насекомых, побыстрее вернуться на корабль. Я мечтала о горячей ванне еще с тех пор, как мы покинули Мальту. Но, к сожалению, мне пришлось ждать еще целую ночь, прежде чем я смогла посетить египетские бани.
На следующий день в сопровождении Леонарды и двух матросов, знавших город, я отправилась в бани.
После мечетей это самые великолепные сооружения в городах Востока.
Но прежде, на улицах я увидала нечто необычайное: целые толпы женщин, закутанных в белые или черные покрывала, обутых в короткие желтые сапожки. Их лица целиком закрывал лоскут ткани, напоминавший маску Домино на венецианских карнавалах, заостренную книзу. Он закрывал лицо, начиная от глаз, и прикреплялся к спускающемуся на лоб покрывалу с помощью золотой цепочки, нитке жемчуга или ракушек – в зависимости от благосостояния или прихоти владелицы.
Эти женщины передвигались верхом на ослах, впереди которых с палкой в руке шел евнух. Передо мной прошло, наверное, шестьдесят—восемьдесят, а может, и сто женщин. Это были обитательницы гаремов. Иногда шествие замыкал сам владелец гарема, также сидевший верхом на осле.
Меня привели к большому зданию незатейливой архитектуры, украшенному искусным орнаментом. Сначала я очутилась в просторном предбаннике, куда выходят двери комнат, где женщины оставляют свои накидки. В глубине его, напротив входа – плотно закрытая дверь.
Перешагнув порог, попадаешь в помещение, где жара еще нестерпимее, чем на улице. Правда, из предбанника еще можно спастись бегством, но стоит очутиться в одной из примыкающих комнат, как все кончено. Вы оказываетесь во власти двух женщин-служительниц и превращаетесь в собственность заведения.
К моему глубокому изумлению, именно это и произошло со мной. Не успела я войти, как мной завладели две банщицы неопределенного возраста и вида. В мгновение ока я осталась совершенно обнаженной. Затем, одна из них прикрепила к моим ногам гигантские деревянные котурны, и я сразу же стала выше на целый фут. Эта странная обувь не только лишала меня последней возможности вырваться на свободу, но, к тому же, водруженная на такую высоту, я чуть было не потеряла равновесие, если бы мои банщицы не поддержали меня под руки. Меня осталось только подчиниться.
Меня ввели в другую комнату, но, несмотря на полное смирение, я почувствовала, что начинаю задыхаться – настолько жара была невыносимой, а пар густым. Тут я решила, что мои спутницы по ошибке завели меня прямо в печь, и попыталась вырваться, но они заранее предусмотрели мое сопротивление и не дали мне даже повернуть назад.
Мгновение спустя, у меня по телу заструился пот и, к моему глубокому изумлению, я почувствовала, как дыхание возвращается, а легкие расширяются. Таким образом мы заходили еще в четыре или пять комнат, температура в которых так резко повышалась, что я уже было решила, что много тысячелетий назад человек ошибся в выборе своей стихии: истинное его предназначение – быть сваренным или зажаренным.
Наконец, мы очутились в парильне, но сначала я ничего не могла рассмотреть даже в двух шагах от себя – все застилал густой пар, а жара была такой нестерпимой, что мне показалось – я теряю сознание.
Закрыв глаза, я отдалась на волю своих проводниц, а они, протащив меня еще несколько шагов, сняли котурны и в полубессознательном состоянии положили меня на возвышение посреди комнаты, походившее на мраморный стол.
