Элизабет Чедвик - Сокровища короля
Николас сдержанно кивнул. Сердце по-прежнему рвалось из груди, но ярость постепенно улеглась, сменившись тихим гневом. Он твердил себе, что свернет ей шею, когда догонит, но, спешно собираясь в дорогу, он видел в воображении совсем другую картину: его руки сдавливали не ее горло, а талию, а губы впивались в ее лживый пухлый рот.
Глава 9
Мириэл покинула Ноттингем южной дорогой и по выезде из городских ворот завела беседу со стражником, чтобы тот запомнил ее. Потом она обогнула городскую стену и приблизилась к другому входу, со стороны Коровьего переулка. Там она спешилась и уговорила крестьянина, следовавшего в город, посадить ее на свою телегу, сославшись на то, что ее кобыла подвернула переднюю ногу. Теперь, если Николас станет искать ее, она замела следы, рассудила девушка. Стражник у ворот Святой Марии видел, как она уезжала, а другой стражник, у Коровьего переулка, если того спросят, вряд ли усмотрит взаимосвязь между женщиной в телеге с плетущейся следом лошадью на привязи и женщиной, которую ищут.
Мириэл была довольна собой, хвалила себя за сообразительность, хотя отличное настроение несколько омрачало чувство вины. Она сознавала, что поступила нечестно по отношению к Николасу, но ведь и к ней самой жизнь была не очень-то благосклонна. Дедушка был прав, когда говорил: нужно быть безжалостным, чтобы добиться успеха.
Теперь ей требовалось найти жилье, и, как только крестьянин высадил ее возле рынка, она продала лошадь и стала спрашивать, не сдаются ли где свободные комнаты. Поиски увенчались тремя предложениями, два из которых она сразу же отвергла, сочтя те жилища непригодными, поскольку они располагались в беднейших районах города, где семьи сдают спальные места в своих домах, чтобы хоть как-то прокормиться. Третье из предложенных помещений находилось рядом с мастерской шорника на возвышении в дальнем конце Коровьего переулка. Домик оказался скромный, но в хорошем состоянии и со всеми необходимыми удобствами.
– Он принадлежит господину Герберту Вулмэну, – поведала Мириэл жена шорника. Открыв тяжелую дубовую дверь, она завела девушку в комнату с очагом в центре, полками по стенам и деревянным буфетом. – Он – наш сосед, и ключ от дома держит у нас. Он сейчас на ярмарке тканей, а то сам показал бы тебе дом. Он живет на холме возле Буднего рынка. – Женщина махнула рукой в том направлении.
Мириэл кивнула и прошлась по комнате, разглядывая убранство. Над очагом висел начищенный до блеска котелок, рядом в ведерке лежали сухие дрова. В подсвечниках стояли свечи, на обмазанных глиной стенах сияла свежая побелка, запах которой еще не выветрился. Не такое роскошное жилье, как дом дедушки в Линкольне, подумала Мириэл, но все же лучше, чем она надеялась найти в столь короткий срок.
– Прежде здесь жил брат господина Герберта, – сказала госпожа Брайдлсмит. – Он был бездетным вдовцом и скончался в Михайлов день, мир его душе. – Она перекрестилась.
Мириэл в знак почтения тоже осенила грудь крестным знамением. В комнате ничто не напоминало о ее прежнем хозяине, не ощущалось незримого присутствия, как в линкольнском доме после смерти ее дедушки.
– Мне здесь очень даже нравится, – сказала Мириэл.
– Господин Герберт сам уведомит вас об оплате, но заранее могу сказать, что он потребует деньги вперед за три месяца, – сомневающимся тоном заявила госпожа Брайдлсмит, смерив Мириэл взглядом с головы до ног.
Девушка пожала плечами:
– Деньги у меня есть. – Она небрежно одернула юбку своего грубого серого платья. – Этот простой наряд я надеваю для того, чтобы воры не напали. Что взять с бедной вдовы?
Госпожа Брайдлсмит кивком одобрила столь благоразумную меру предосторожности, но взгляд оставался подозрительным.
– Прошу прощения, – сказала она, – но не слишком ли ты молода для вдовы?
Мириэл охватило беспокойство. С тех пор как она ступила на скользкий путь притворства, ложь гроздьями срывалась с ее уст, стремительно увлекая ее в трясину обмана. Может быть, вплетенное в вымысел зерно правды приостановит ее безудержное падение и совесть меньше будет мучить ее.
– Вы правы, для вдовы я молода. – Для пущей убедительности она промокнула глаза. – Мой муж был солдатом. Он сопровождал обоз короля Иоанна и утонул вместе с караваном в заливе во время переправы. – Девушка шмыгнула носом и отвернулась, краем глаза успев заметить, как жена шорника охнула и прикрыла рукой рот.
– Я не люблю об этом говорить, – прошептала Мириэл. – Мы были женаты всего несколько недель. – При мысли о Николасе, лежащем беспомощно на тюфяке в тяжелом забытьи, у нее и впрямь на глазах выступили слезы.
– О боже, конечно. Как я сочувствую твоему горю!
Мириэл качнула головой, якобы принимая утешение, но не находя ответных слов. В душе она ненавидела себя за то, что обманывает эту добрую женщину.
– А разве у тебя нет родных, которые могли бы позаботиться о тебе?
– Нет, – дрожащим голосом отвечала девушка. – Во всяком случае, таких с кем я могла бы жить в мире и согласии. А у мужа родственников не было. – Она опустилась на край постели у стены и отвела взор. – Я очень устала. Может, давайте я вам заплачу, и вы позволите мне остаться здесь? – Она надеялась, что женщина поймет намек и, забрав деньги, удалится.
Однако госпожа Брайдлсмит рассуждала иначе. Ее падкое до сплетен доброе материнское сердце наполнилось жалостью к несчастной юной вдове, и она настояла, чтобы Мириэл пошла к ней в дом, где могла бы погреться у очага и подкрепиться горячей едой. Отказаться девушка не решилась. Любое объяснение было бы воспринято как неблагодарность, а ей, дабы сохранить за собой право на столь удобное пристанище, требовалось заручиться расположением госпожи Брайдлсмит. Она проследовала за женщиной через узкую улочку в ее жилище – такой же дом, в котором она намеревалась поселиться, только чуть более просторный. В задымленной комнате было по-домашнему тепло и уютно. Сам шорник со старшим сыном трудились в мастерской в глубине дома, и Мириэл встретили семеро других его детей от мала до велика, которых он кормил благодаря своему ремеслу.
Госпожа Брайдлсмит с гордостью и лаской в голосе назвала девушке своих отпрысков. Их имен она не запомнила, но сами ребятишки произвели неизгладимое впечатление в немалой степени потому, что их было семеро и где-то еще ходил восьмой. Женщины рожали помногу, но редко бывало, чтобы все дети благополучно пережили младенчество или сама мать не умерла от частых родов. Самый младший ребенок Брайдлсмитов был еще грудной малыш в пеленках, самой старшей оказалась девочка-подросток с шелковистыми черными волосами и блестящими темными глазами. В шумной семье шорника царил дух дружбы, сплоченности и взаимоуважения, и это больше всего поразило Мириэл. В их величавом каменном доме в Линкольне она никогда не ощущала подобной атмосферы благополучия и надежности даже при жизни дедушки. Там властвовали гордыня и почтительность, хмурые взгляды и неодобрение. И потому Мириэл едва не заплакала, когда ей подали чашку горячего медового напитка и угостили маленькими ароматными оладьями, только что снятыми со сковороды.
