Диана Хэгер - Рубин Рафаэля
Эти слова сопровождала такая лукавая улыбка, что Рафаэль не удержался от смеха. Его первым римским покровителем был кардинал Биббиена, но самоуверенность Киджи подкупала своею искренностью. Скорее всего, именно это качество помогло ему добиться того положения, которого он достиг.
– А если серьезно, друг мой, не нужно ли тебе чего-нибудь? Может, подыскать еще помощников, чтобы ускорить работу? – Киджи умел быть очень убедительным, разыгрывая заботливое великодушие, но Рафаэль легко угадывал притворство, отвечая легкой полуулыбкой.
– Опытный помощник пришелся бы очень кстати, – согласился он. – Но если его придется доучивать, то, как бы он ни был талантлив, его присутствие лишь усложнит мою работу. Не стоит делать еще тяжелей сизифов камень.
Мужчины медленно прогуливались в сторону открытой галереи. Перед их глазами открылся вид на сады. На галерее стоял стол, накрытый белоснежной скатертью и уставленный сосудами с вином, всевозможными сластями и фруктами.
– Тогда скажи, Рафаэлло, что же тебе нужно?
– Только время, которого мне не хватает, чтобы закончить Мадонну для Его Святейшества.
Агостино засмеялся, и Рафаэль тут же пожалел о своем признании.
– Значит, ты занят еще одной Мадонной, вместо того чтобы работать над другими заказами? Разве не ты написал уже несколько дюжин Мадонн?
– Она была мне заказана, я пообещал ее написать и уже начал исполнять обещание.
– Более важные заказы стоят на месте, а ты все равно решил заниматься именно этим?
– Кажется, я уже нашел натурщицу, которая поможет мне наконец завершить работу.
– Позволь я угадаю. Ты встретил ее вчера, когда надумал пропустить стаканчик вина со специями на Кампо деи Фиори с этим твоим ненасытным помощником… Как там его? Да Удине?
– По правде сказать, я встретил ее при ярком свете дня на холме Джаниколо. Света было достаточно, чтобы я разглядел, как прекрасны ее глаза и…
– И как сладки ее губы?
Рафаэль покачал головой и грустно улыбнулся. Попробуй описать Мадонну в самом сердце Содома и Гоморры.
– Ее губы интересны мне лишь одним: как их писать.
Киджи снова засмеялся и обнял Рафаэля за плечи.
– Скажи, ведь тебе нравится моя Империя? А знаешь, как сладки ее губы?
– Да, она действительно красива.
– Ну, тогда бери ее и уложи в свою кровать. Это будет тебе маленьким подарком. Или, если предпочитаешь, возьми здесь, в ее собственной кровати. Пусть это станет знаком моего расположения к тебе и признания твоей работы и твоей дружбы.
– Это очень щедрое предложение, Агостино, и я благодарю вас за него.
– Ты же знаешь, как ей нравишься.
– И она мне нравится, но у меня столько работы, что, боюсь, я буду занят весь остаток вечера, – осторожно ответил Рафаэль и поспешил развернуть следующий свиток, пока Киджи не нашел, что ему возразить.
– Да уж, – пожал плечами Киджи. – Это что-то новенькое. Я не припомню, чтобы ты когда-либо отказывался от женщины. Особенно от той, что предлагаю тебе я!
– Его Святейшество просил меня не отвлекаться на подобные шалости, и я изо всех сил стараюсь выполнить его просьбу.
– Похвально, хотя и невыполнимо для такого сластолюбца, как ты, дружище!
Рафаэль опустил взгляд на рисунки, не желая отвечать на вызов.
– В общем, художник во мне был бы очень благодарен, услышав ваше мнение об этом.
Агостино, поняв, что спор окончен, наклонил голову, чтобы оценить эскизы к фрескам, которые украсят его виллу.
Рафаэлю казалось, что Киджи неспроста выбрал бракосочетание сюжетом для росписи: скорее всего, он решил-таки жениться на матери своих детей. Во всяком случае, художник поставил на это, изобразив в качестве жениха и невесты Агостино и Франческу в окружении многочисленных родственников и друзей. Франческо Пенни закончит фреску, дописав детали, цветы и херувимов, а Джулио Романо возьмет на себя львиную долю второстепенных персонажей.
– Нравится ли вам замысел фрески? – осведомился Рафаэль, пока Киджи молча изучал эскиз длинной узкой росписи, которая должна была располагаться там, где стена лоджии соприкасалась с потолком. – Или вы хотели бы что-то изменить?
Киджи долго молчал, потом взглянул на Рафаэля. Серые глаза широко раскрылись.
– Неужели ты действительно сможешь это сделать, полностью, со всеми деталями, всего за один год?
– Учитывая росписи, которые вы заказали для семейной часовни, на это может уйти чуть больше времени.
– Хорошо. Что ж, в конце концов, какой глупец посмеет торопить совершенство? – Киджи улыбался. – И какой мужчина станет отрицать свои естественные потребности? Рафаэль, не делай глупостей, иначе тебя может повлечь в опасном направлении. Подумай хорошенько над моим предложением относительно Империи. Она даст тебе все, что может дать опытная куртизанка, но не станет отвлекать от важной работы. – Киджи упер руки в бока и пристально посмотрел на художника. – А для таких гениев, как ты, друг мой Рафаэлло, работа – самое важное в жизни. Не так ли?
Улыбаясь, но не отвечая, Рафаэль повернулся к фрескам и подмосткам, на которых трудилось несколько его учеников.
– Перед расставанием я бы хотел уточнить, Агостино, устраивает ли вас мой выбор цветов.
– Если эти цвета выбраны Рафаэлем, мой друг, то они – дар Божий, от которого я не посмею отказаться, – ответил Киджи серьезно. В этом он не кривил душой. Однако недосказанное предупреждение осязаемым электрическим зарядом витало в воздухе: Рафаэль не должен отвлекаться на женщин, особенно на эту, которая могла захватить его драгоценное внимание. Рафаэль принадлежал правящему Риму, и этот Рим не собирался выпускать его из когтей.
– Встретимся в субботу, как всегда?
Рафаэль направился к двери. Маргарита Луги, подозревал художник, нашла бы отвратительным лицемерие мира, в котором он существовал.
– Как всегда, синьор Киджи, – ответил он. Лучше оставить опасные мысли при себе. Во всяком случае, пока. Слишком многое поставлено на карту.
6
Рафаэль сидел сгорбясь на деревянном стуле за рабочим столом. Он заканчивал рисунок пером. Пальцы были вымазаны чернилами, а мысли то и дело возвращались к событиям этой недели. Пот маленькими капельками собрался у него на бровях. Перед художником лежал эскиз к «Обращению святого Петра», заказанному Папой, но думал он сейчас о другом. Больше всего Рафаэля беспокоил Джулио Романо и страшный синяк на его лице.
В мастерской кипела работа. Натурщики всех возрастов и разной комплекции позировали в различных позах, одетые и почти обнаженные. Тела их принимали разнообразные положения, чтобы удовлетворить растущие запросы многочисленных заказчиков. Рафаэлю, трем его старшим помощникам, нескольким младшим и целой армии старших учеников приходилось трудиться не покладая рук только ради того, чтобы не захлебнуться в работе и не дать Содоме, Себастьяно и Микеланджело наступить им на пятки.
