Дженет Маллани - Прекрасная вдова
— Так почему же им не поговорить с Линсли, черт возьми?
— Фанни опасается.
— Сомневаюсь, что Фанни Гиббоне вообще чего-то опасается в этой жизни.
— Послушайте, сэр, она боится потерять своего сына.
— Разумеется, она не потеряет его в буквальном смысле, но…
— Но именно это и не идет у нее из головы.
Она подходит ко мне почти вплотную и кладет свою руку поверх моей.
— Я бы хотела, чтобы вы…
— Мадам, вы что, пытаетесь соблазнись меня?
В ответ она громко фыркает:
— Сосредоточьтесь, пожалуйста, на том, что я вам скажу. Я прошу вас поговорить с Линсли.
— Да это просто смешно! Я едва знаю его. Почему ваш выбор пал на меня?
— Вы — сторона незаинтересованная.
Она медленно проводит своими пальчиками по моей руке. Это словно обжигает меня.
— Обещайте, что поговорите, Конгриванс. Я буду вам очень… благодарна.
Слава небесам, она так же двулична, как я! Так это же просто чудесно!
— Я хотел бы узнать точнее, каким образом проявится ваша благодарность?
Она лишь улыбается в ответ.
— Полагаю, что Фанни тоже будет благодарна, — рассуждаю я, желая подразнить ее.
— И мистер Дарроуби тоже.
Она смущенно опускает ресницы.
— Даже не знаю, выдержу ли я такой поток… благодарностей.
Она с трудом сдерживает смех.
— Так вы поговорите с ним?
Я не свожу с нее глаз. И держу паузу. В точности как советовала во время репетиции поступать Фанни.
— Нет, — произношу я наконец.
— Ну, Конгриванс! — Мне кажется, что сейчас она шлепнет меня так же, как шлепнула Уилла. — Да вы просто дразните меня!
— Впрочем, как и вы, Кэролайн. Извините, я не буду делать этого. Не хочу вмешиваться. В конце концов, они не дети, вполне взрослые люди и должны разобраться сами.
Я совсем не хочу окончательно запутаться в паутине чужих отношений. Неизвестно еще, как это отразится на моих отношениях с Кэролайн.
Она пожимает плечами:
— Что ж, ничего не поделаешь… Вам известно, Конгриванс, что Филомена ждет ребенка?
— Да. Я узнал об этом во время пикника на холме Нака. Линсли волновался, когда она рисовала на жаре, опасался солнечного удара.
Она хмурится.
— Филомена ничего не сказала мне. Я узнала об этом от Фанни.
Не понимаю, почему она так расстроена. Мне приятно, что она стоит так близко и ее рука по-прежнему лежит на моей. Я чувствую едва уловимый аромат розовой воды.
Она смотрит мне прямо в глаза. Это не легкомысленный взгляд кокетки, который я поймал на себе пару минут назад. Это взгляд пытливый и глубокий. Надеюсь, она не догадывается о моих тайных намерениях.
— Конгриванс?
— Кэролайн?
Она развязывает ленты своей шляпки и снимает ее. Пауза затянулась.
— Жарко. Я бы выпила лимонада. Пошли в дом?
Леди Кэролайн Элмхерст
Репетиция начинается. К моему изумлению, Оттеруэл отводит в сторону Джеймса с Уиллом и протягивает им корзину сладостей. Он нежно гладит их по голове и вообще ведет себя как любящий дядюшка. Затем произносит короткую изящную речь, в которой просит прощения за свое резкое поведение, и передает бразды правления в руки Фанни. Не знаю, говорил ли он с ней наедине или решил, что публичное признание своих ошибок реабилитирует его в глазах Фанни.
Она пребывает в отличном расположении духа, по-прежнему оживлена, и лишь слегка припухшие глаза напоминают о событиях утренней репетиции. Несколько прохладный тон, с которым она обращается ко мне во время репетиции, ничуть не удивляет меня. Надеюсь, я услышу слова благодарности, когда сообщу о результате своей беседы с Линсли. Она снова станет мне другом.
Мы без конца прерываемся и начинаем вновь. Все идет не так. Текст забывается, декорации с шумом падают на сцену, мы путаем, с какой стороны нам следует выходить на сцену. Спустя пару часов мы вновь прерываем репетицию, чтобы немного передохнуть и перекусить. В зале по-прежнему душно. Мы устали и надоели друг другу. Разговор не клеится. Каждый из нас мечтает побыть в тишине и наедине с собой. Даже Конгриванс выглядит не так элегантно, как обычно.
Мальчишки с удовольствием поедают сладости, и Фанни уговаривает их остановиться. Поздно. Джеймсу становится плохо, его тошнит. Ему меняют одежду. Сцену моют.
Я с трудом поднимаюсь к себе в комнату, чтобы переодеться к ужину. Как жарко! Совсем нет аппетита. Мэри порхает по комнате, радостно напевая. Это меня раздражает. Букетик увядших цветов приколот к ее платью.
— Ну и как поживает Бартон? — спрашиваю я.
— Ведет себя как настоящий джентльмен, миледи, — произносит она с глуповатой улыбкой и краснеет. — Он…
— Довольно. Ты погладила мое платье? Не забудь приготовить чистые чулки.
Она совсем недолго дуется на меня и снова принимается напевать дурацкую песенку о матросе, вернувшемся после плавания к своей возлюбленной. А я тем временем еле живая лежу на кровати. Господи, как же не хочется спускаться вниз. Мне до смерти все надоели. После разговора с Фанни я не желаю кокетничать и флиртовать с Конгривансом. Что, если он так и не объяснится со мной? Или, того хуже, откроет свои страшные секреты: сумасшедшие жены, запертые на чердаке; незаконнорожденные дети, томящиеся в приюте. Кто знает, его прошлое может оказаться более постыдным, чем мое собственное. Мы отыграем спектакль, и Оттеруэл вежливо попросит меня удалиться. Куда же я поеду? В убогую съемную квартиру. Ждать кредиторов и долговой ямы.
Принимаю ванну, меняю белье, платье и чувствую себя немного лучше. Что ж, хороший обед, вино и карты, пожалуй, повысят мое настроение. Уверена, что фортуна не отвернется от меня сегодня. Меня ждет выигрыш. Однако Фанни может все испортить. После ужина она хотела обсудить актерские способности каждого из нас.
Завтра нам предстоит последняя репетиция — в костюмах и с участием слуг. Премьера назначена на следующий день. Оттеруэл рассчитывает на успех и полагает, что премьера станет главным событием светской жизни целого графства. Предвижу, это станет главной темой сегодняшнего ужина.
Мои опасения оправдываются. Даже те из нас, кто не желал воспринимать эту театральную затею серьезно, не могут остаться равнодушными к происходящему. Даже я.
Комментарии Фанни по поводу исполнительского мастерства каждого из нас в крайней степени неприятны. Очередь, разумеется, доходит и до меня. Все то, что она произносит в мой адрес, вполне справедливо. Я слишком много улыбаюсь — «пора бы перестать». Произношу текст недостаточно громко — «вас никто не услышит в зрительном зале». И так далее. Даже Оттеруэлу достается несколько резких замечаний. Он лишь добродушно улыбается и старательно записывает все в блокнот. В общем, нас основательно распекают и отправляют спать, как провинившихся детей.
