Кэтрин Сатклифф - Одержимое сердце
— Да, разбудили.
— Может быть, ходил кто-нибудь из прислуги. Матильда, или Полли, или Би…
— Старая ведьма спит. Я проверял.
— Тогда…
— Это была моя жена.
Я выронила тяжелый ключ, который упал с глухим стуком. Встав на колени, я принялась шарить рукой по полу, пока пальцы мои не нащупали ключ.
— Это была моя жена, — повторил Николас громче. Он отвернулся от окна, и, хотя я не могла видеть его лица, я чувствовала, что он следит за мной, пока я искала ключ на полу. — Это была моя жена, — повторил он в третий раз.
— Ваша жена, сэр?
— И вы собираетесь уверять меня, что я это вообразил?
— Едва ли я могу вас в чем-нибудь уверять, сэр, потому что ничего не слышала.
— В таком случае вы, наверное, будете убеждать меня, что это были слуги.
— Убеждать вашу светлость в чем бы то ни было вовсе не входит в мои обязанности. Я никогда этого не сделаю, сэр.
— Конечно, не сделаете, мисс Рашдон. Вы просто усядетесь у огня в кухне и будете там молоть языком за чашкой чая…
— Нет, не буду, — возразила я. — Я не любительница сплетничать.
— Но ведь вы мне не верите.
Я подумала о том, что не худо было бы зажечь свечу. Беседовать с тенью было для меня непривычно, и это меня смущало.
— Ну? — продолжал допытываться лорд Малхэм. — Если я скажу вам, что слышал, как моя жена звала меня по имени из-за двери моей спальни, вы скажете, что я помешанный?
— Нет, сэр, не скажу. Может быть, я и идиотка, но не слабоумная.
Воцарилось молчание.
Наконец он подошел ближе. Теперь я лучше могла разглядеть его лицо: оно казалось осунувшимся и измученным.
Волосы его были всклокочены. И казались чернее теней, сгустившихся в углу. Только белая ру-башка выделялась во мраке светлым пятном.
— Мисс Рашдон, — обратился он ко мне, — и часто вы спите в одежде?
— Если меня вынуждают к тому обстоятельства. А вы, сэр?
Снова наступило молчание. Я видела, как из его рта вырвалось бледное облачко пара, когда он выдохнул воздух.
«Дракон!» — вспомнила я.
Подхватив подол юбки пальцами, я спросила:
— Вы собираетесь работать, лорд Малхэм? Николас ответил не сразу:
— Начнем через пять минут.
Пройдя мимо меня, он исчез в коридоре.
Через пять минут я заняла предназначенное для меня место. Николас взял палитру с красками и принялся за работу. Он снова заставил меня сесть боком, так что лицо мое было ему не видно. Я не удержалась и спросила:
— Сэр, почему вы не пишете мое лицо? Оно настолько вам неприятно?
Он поднял голову и некоторое время изучающе смотрел на меня поверх холста.
— Вовсе нет, — ответил он. — Напротив, у вас очень привлекательное лицо.
Я вспыхнула — комплимент меня обрадовал. Потом сказала:
— Но очевидно, что вам больше нравится мой затылок. Возможно, мои волосы или плечи вас привлекают больше?
Николас только вскинул вопросительно бровь, но ничего не сказал.
Я стиснула зубы и уставилась в окно. Прошло полчаса, прежде чем я отважилась заговорить снова:
— Сэр, у меня возникла идея. Может быть, вы слышали за своей дверью не Би, Матильду или Полли. Может быть, вам почудился голос вашей жены?
— Я не спал, когда услышал ее голос, и это было уже второй раз, мисс Рашдон.
— Но, возможно, сэр, вам только казалось, что вы бодрствуете. Часто люди теряют счет времени…
— Я совершенно точно не спал, мисс.
— В таком случае, у меня есть другое объяснение. Возможно, это был ветер.
Я смотрела во все глаза, стараясь понять его реакцию.
— Могло это быть, милорд?
— Нет.
До этой минуты я как-то не вспоминала о смехе, который слышала во время своего визита в эту комнату. Если бы в тот момент кто-нибудь попытался убедить меня, что это был всего лишь голос ветра, завывающего за окном, я бы яростно возражала.
В эту минуту Николас уронил кисть. Я смотрела, как он нагибается, чтобы поднять ее. И тут заметила, что свеча, которую я уронила, когда тайком приходила сюда, лежит у его ног. К своему стыду, я покраснела.
Уиндхэм выпрямился, вертя в пальцах кисть, и принялся всматриваться в полотно. Я снова украдкой посмотрела на свечу, потом на него. Глаза его, холодные и жесткие, как свинец, будто оценивали меня. Странный это был взгляд, не столь свирепый, чтобы напугать меня, но все же в нем таилась какая-то угроза.
Я выпрямилась и снова стала смотреть в окно. Он продолжал сосредоточенно работать.
* * *В половине одиннадцатого утра я стояла в приемной Тревора, закатав рукав платья до локтя. Лекарственная настойка, которой он смачивал мои царапины, жгла кожу. Я вглядывалась в маленького человечка, скрючившегося в кресле между полками, уставленными медицинскими книгами, и столом, заваленным бумагами. Локти его упирались в колени, а голова была низко опущена, так что я не видела его лица. Он глухо застонал, я бросила взгляд на Тревора и сказала:
— Кажется, он страдает от боли.
— Ничего, подождет своей очереди, — ответил Тревор резко. Потом, в последний раз смазав мои ссадины, пробормотал: — Глупый старик уже третий раз на неделе приходит и жалуется на боль в желудке и голове. Я выцедил из него столько крови, что у него уже ноги дрожат, а он все-таки ходит сюда.
Его тон озадачил меня, но я не подала виду.
— А вы не пробовали каломель? — спросила я и тотчас же, поняв неуместность своего вопроса, прикусила губу и бросила взгляд на пациента, продолжавшего стонать. Я задержала дыхание в ожидании реакции Тревора.
Но, если Тревор и слышал меня, он не показал этого. Повернувшись к столу, он снова закупорил флакон пробкой и бросил использованную повязку — она не попала в предназначенную для этого корзинку и оказалась на полу.
— Послушайте, док, — послышался глухой голос посетителя. — У меня раскалывается голова и ужасно болит живот. Есть у вас хоть что-нибудь, чтобы облегчить мои страдания, пока я дожидаюсь своей очереди?
— Я не умею творить чудеса, — ответил Тревор, как мне показалось слишком отрывисто и резко.
Опустив рукава, я приблизилась к бедному старику, заметив, что лицо его побелело, а глаза приобрели стеклянный блеск. Он жалобно посмотрел на меня и покачал головой.
— Он снова выпустит из меня кровь. У меня и так ее мало осталось.
Я оглянулась и увидела Тревора, приближавшегося к пациенту со скальпелем в одной руке и чашкой в другой. Я взяла руку старого джентльме-на и сжала в своей.
— Вы ведь будете молодцом, верно?
— Я не буду визжать, как свинья, мисс, если вы это имеете в виду. Но я вам кое-что скажу. Я буду просто счастлив, когда вернется док Брэббс. Его слишком долго нет. Мэри Френсис слегла в постель две недели назад, да так и не поднялась. Прискорбное зрелище, скажу я вам, и с каждым днем она все слабеет. Если Брэббс не вернется, она долго не протянет.
