Джейн Остин - Гордость и предубеждение
Если бы не разговоры о недерфилдском бале и не приготовление к нему, то младшим сестрам Беннет пришлось бы трудно, потому что все время (начиная со дня получения приглашения по тот день, когда должен был состояться бал) шли такие частые дожди, что девушки ни разу не смогли выбраться в Меритон. Ни тетушки, ни офицеров, ни новостей – делать было абсолютно нечего; украшения для туфель, в которых они собирались танцевать в Недерфилде, – и те принесли на заказ.
Даже Элизабет немного была раздражена из-за погоды, так как она приостановила развитие ее знакомства с мистером Викхемом. А Китти и Лидия вообще смогли пережить пятницу, субботу, воскресенье и понедельник только потому, что во вторник должны были состояться танцы.
Глава XVIII
Ни разу у Элизабет не возникало сомнений относительно приезда мистера Викхема на бал, но когда она зашла в гостиную в Недерфилде, то напрасно присматривалась, ища его среди скопления мужчин в красных мундирах. Даже та часть воспоминаний об их разговоре, которая по праву могла насторожить ее, не смогла поколебать уверенность Элизабет в ее встрече с мистером Викхемом. Одевшись тщательнее и красивее, чем обычно, она пребывала в прекрасном настроении и готовилась покорить все то, что оставалось еще свободным в его сердце, не сомневаясь, что одного вечера для такого завоевания будет вполне достаточно. Теперь же у нее возникло страшное подозрение, что в угоду мистеру Дарси мистер Бингли умышленно не включил его в список приглашенных офицеров; и хотя это было не совсем так, однако факт полного отсутствия мистера Викхема подтвердил его друг мистер Денни, к которому с живыми расспросами обратилась Лидия и который сказал им, что вчера мистеру Викхему пришлось уехать по делам в Лондон и он еще не вернулся. Затем с многозначительной улыбкой добавил:
– Думаю, что никакие дела не заставили бы моего друга уехать в город именно в такой момент, если бы не его нежелание встретиться здесь с определенным джентльменом.
Именно эту фразу Лидия уже не услышала, зато ее услышала Элизабет, и поскольку услышанное убедило ее, что Дарси действительно виноват в отсутствии мистера Викхема (хотя ее первое предположение и не оправдалось), но пережитое ею неожиданное разочарование настолько усилило антипатию к первому джентльмену, что ее выдержки едва хватило на учтивое отношение к его вежливым расспросам, с которыми он к ней приблизился. Ее внимательность, снисходительность и терпение к Дарси были оскорблением для Викхема. Элизабет была решительно настроена против любого разговора с Дарси и поэтому отвернулась, потому что была в настроении таком плохом, что не смогла полностью его преодолеть даже во время разговора с мистером Бингли, чья слепая неразборчивость начала раздражать ее.
Но Элизабет не была создана для плохого настроения, и, хотя ее собственные надежды на этот вечер были утеряны, это все равно не могло долго ее подавлять. Поэтому излив душу Шарлотте Лукас, которую она не видела неделю, Элизабет вскоре смогла непринужденно переключиться на своего чудаковатого кузена и уделить ему свое внимание. Однако после первых двух танцев плохое настроение вернулось к ней снова, потому что это были не танцы, а какие-то пытки. Мистер Коллинз, серьезный и неуклюжий, постоянно извинялся вместо того, чтобы ухаживать, часто двигался не туда, куда надо, этого не осознавая, вызывая у нее все те чувства стыда и недовольства, которые только способен вызвать неприятный и неумелый кавалер. В момент, когда он наконец отпустил ее, она почувствовала невероятную радость и облегчение.
Затем Элизабет танцевала с одним из офицеров и улучшила свое настроение разговором о Викхеме, из которого узнала, что он был всеобщим любимцем. После этого она вернулась к Шарлотте Лукас, и как раз была занята разговором с ней, когда к ней внезапно обратился мистер Дарси. Застигнута врасплох его предложением потанцевать с ним, когда танцы начнутся снова, Элизабет не заметила, как ответила согласием. Он немедленно ушел, ей же не осталось ничего, кроме упреков в свой адрес из-за отсутствия здравого смысла и решимости. Шарлотта пыталась успокоить ее:
– Не беспокойся! Вот увидишь – он очень приятный.
– Боже упаси! Именно этого я больше всего и боюсь! Представь себе: признать приятным того, кого тебе хочется ненавидеть! Не надо желать мне такой неприятности.
Однако когда танцы возобновились и Дарси, приблизившись к Элизабет, пригласил ее, Шарлотта не удержалась и шепотом посоветовала ей не быть дурой и не позволять своей симпатии к Викхему портить отношения с человеком, в сто раз его почтеннее. Элизабет ничего не ответила и заняла свое место среди танцующих, крайне удивлена той легкостью, с которой она поверила, что танцевать с мистером Дарси – это большая честь; у окружающих при этом был не менее удивленный вид. Некоторое время они двигались молча; Элизабет начало казаться, что их молчание так и будет продолжаться в течение двух танцев, поэтому она решила не нарушать его. Но вскоре она подумала, что если она заставит своего партнера заговорить, это станет для него большим наказанием, и поэтому сделала какое-то беглое замечание относительно танцев. Он же снова промолчал. После некоторой паузы Элизабет обратилась к нему снова:
– Теперь ваша очередь что-то сказать, мистер Дарси. Я уже сделала замечание относительно танцев, и теперь вам надо сделать какое-то замечание по поводу размеров комнаты или количества пар.
Он улыбнулся и заверил ее, что скажет все, что она пожелает.
– Вот и прекрасно. Этого ответа пока хватит. Возможно, я постепенно сделаю вывод, что частные балы намного приятнее тех, которые устраиваются на общественных началах. Но пока давайте помолчим.
– Значит, когда вы танцуете, то разговариваете, придерживаясь определенных правил?
– Да, иногда. Надо же хоть о чем-то говорить. Было бы странным не сказать ни слова все полчаса. Однако для удобства некоторых разговор надо вести таким образом, чтобы собеседник не перенапрягался и говорил как можно меньше.
– В этом случае вы руководствуетесь собственными чувствами или считаете, что радуете мои?
– И то, и другое, – ответила Элизабет игриво, – потому что всегда видела сильное сходство между способами нашего мышления. У нас обоих нелюдимый, неразговорчивый характер. Мы не любим говорить, разве что кроме тех случаев, когда собираемся сказать что-то такое, что ошарашит всех присутствующих и поговоркой останется в памяти грядущих поколений.
– Что-то это не очень похоже на ваш собственный характер, – сказал Дарси. – Насколько это похоже на характер мой – судить не берусь. Лично вы, наверное, думаете, что нарисовали достоверный портрет, не так ли?
