Кейси Майклз - Ожидая тебя
Чем ближе Джек подъезжал к дому, тем больше были видны последствия набегов Августа. В двух кирпичных трубах зияли огромные дыры. Часть белокаменной балюстрады, особенно над парадной столовой, обрушилась и валялась на земле, разбившись на куски.
Длинная крытая галерея с высокими мощными колоннами, соединявшая центральную часть дома с восточным крылом, служила местом приятных прогулок в дождливую погоду. Сейчас штукатурка колонн облупилась: в течение по крайней мере двадцати лет их ни разу не белили. Одна из колонн была подперта каким-то корявым стволом, видимо, чтобы не упала.
Однако поля вокруг Колтрейн-Хауса были засеяны. Большое стадо тучных коров паслось на лугу. Домики арендаторов были крыты новой дранкой, а амбары полны более чем наполовину зерном. Овцы, пасшиеся на земле поместья позади заросшей ха-ха — как Мери восторгалась этим глупым французским названием, обозначавшим низкую изгородь, проходящую по канаве! — были упитанны и покрыты густой шерстью.
— Работа Шерлока, — выдохнул Джек, спешившись у конца кольцеобразного подъезда. Как и пруд, дорожка заросла сорной травой, к тому же в ней было множество выбоин: как и все остальное, она не чинилась годами. — Я знал, что мог па него положиться. Он следил за тем, чтобы поместье приносило доход. Но потратить хотя бы пенни на поддержание дома? Ну уж нет! Генри Шерлок никогда не позволил бы Мери израсходовать хоть пенс, если бы он не принес доход в удвоенном, а то и в утроенном размере. Содержать в порядке поместье, держаться за землю — самое главное для Генри Шерлока. Наряду с некоторыми другими вещами, — добавил Джек, стиснув зубы.
Приближаясь к массивным входным дверям, Джек в последний раз окинул здание оценивающим взглядом. Широкие ступени из белого камня и балюстрада были в пятнах и плесени. Через все три ступени шли широкие трещины. Массивные каменные вазоны по бокам дверей, когда-то засаженные вечнозелеными растениями, служили урнами.
Колтрейн-Хаусу нужны деньги. Огромные деньги.
Поскольку Джек очень медленно объехал дом, его могли увидеть из окон. Поэтому он решил, что предсказание Уолтера о военном кличе оказалось явным преувеличением. С этой мыслью Джек подошел к дверям и поднял до блеска начищенный медный молоточек. Но постучать не успел — двери распахнулись, и он увидел наставленное на него дуло охотничьего ружья.
— У тебя есть пять минут, чтобы повернуться и убежать, прежде чем я застрелю тебя на месте.
Джек не дрогнул. Он поднял одну бровь, потом медленно оглядел оружие и наконец встретился взглядом с весьма рассерженной молодой женщиной.
Это не могла быть Мери! Или могла? Те же огромные небесно-голубые глаза. Те же буйные кудри, хотя и более темные, чем он помнил, но такие же непокорные. И веснушки рассыпаны по носу и щекам. Единственное, чего не хватало — ее восхитительной, во весь рот, улыбки. Если он не ошибался, на ней были надеты одна из его старых рубашек, его бриджи, из которых он вырос и сапоги для верховой езды, которые он носил в двенадцать лет. Слава тебе, Господи. Она нисколько не изменилась.
Хотя исчезла ее жеребячья неуклюжесть. Она стала стройной и длинноногой. Красавицей. Невероятно прелестной. Высокая, хорошо сложенная, грациозная — если можно быть грациозной в руках с ружьем.
И она не улыбалась. Не бросилась на него, чтобы отомстить за обиду.
Она просто смотрела на него.
Джек только собрался было схватить и вырвать ружье, как чей-то голос сказал из-за дверей:
— Опусти ружье, Мери. Я же тебе сказал, что ты ничего не добьешься, если застрелишь его. Его надо отравить. Это немного медленнее, зато более болезненно, и тебя вряд ли за это повесят.
Мери сняла палец с курка как раз в тот момент, когда Джек оттолкнул в сторону дуло ружья и прошел мимо нее в большое фойе.
— Мистер Бромли? Алоизиус? Это вы? — спросил он, протягивая руки к седому старику. Он совсем не изменился, все так же три раза обматывал вокруг шеи шарф — и летом, и зимой. У него был все тот же вид старого мудреца с припухшими веками, он все так же остро шутил. Джек взял обе его руки в свои и крепко сжал. — До чего же приятно вас видеть!
— А мне тебя, Джек. — Голос старого наставника дрогнул, и его водянистые глаза заблестели. — По-моему, ты все еще должен написать мне работу по «Одиссее» Гомера? Чтобы завтра утром работа была у меня на письменном столе!
Джек усмехнулся, чувствуя, что напряжение постепенно спадает. Мери все еще держала ружье, правда, дулом вниз. Он понял, что имел в виду его бывший наставник, и поспешно согласился:
— Мы разопьем бутылочку-другую, и я расскажу вам свою одиссею сегодня вечером.
— По рукам! — сказал Бромли, хлопнув Джека по спине. — А потом мы будем обсуждать «Илиаду». Ты ее помнишь, Джек? Это про осаду Трои. Можешь захватить бумагу и ручку, чтобы делать кое-какие заметки.
Джек обернулся, чтобы взглянуть на Мери. Неужели это его жена? Господи! Было все еще трудно вообще думать о ней, а уж как о своей жене и подавно. Она определенно не была той Мери, какую он помнил. Мери, которую он подбрасывал на коленях, выхаживал, когда она болела скарлатиной, учил, как завязывать ленты шляпки, ставил синяк под глазом, когда она не желала ловить мяч.
Нет, эта была другой. Не товарищ по играм. Не та, что сидела на краю поля и болела за него во время футбола. Не тот глупый ребенок, который повторял каждый его шаг, учился у него, дразнил его, не подружка, старавшаяся расшевелить его, когда у него бывало плохое настроение, обожающая его, что бы он ни творил.
Но она не была и той Мери, которая застала его, когда он неловко щупал грудь служанки, после чего побежала к Киппу, чтобы сообщить, что его друг не лучше Ужасного Августа и его пьяных гостей.
И уж совершенно очевидно она не была той оскорбленной невинной девушкой, которую его отец лишил ее собственного наследства и отнял свободу, заставив выйти замуж за сына и расстроив все планы Джека на будущее.
— Мери, — сказал Джек, — может, мы перейдем в большую гостиную, но только без этой штуковины, если ты не возражаешь? — Он взял у нее ружье и передал его Алоизиусу.
Она повернулась и направилась в большую гостиную. А он пусть идет следом, если посмеет. Боже, подумал он, на нем эти старые бриджи никогда так хорошо не сидели.
— Смею ли я идти за ней? — и вправду спросил он Алоизиуса.
Тот пожал плечами и заковылял по лестнице в более безопасное место — классную комнату.
Посередине лестницы он остановился и оглянулся на Джека:
— Знаешь, она вовсе не ненавидит тебя. Она ненавидит себя за то, что не может ненавидеть тебя. Конечно, сама она об этом не знает, поэтому я советую тебе быть настороже. Во всяком случае, первое время. У нее было пять лет, чтобы придумать, каким способом превратить твою жизнь в ад. Если ты помнишь, Мери всегда была очень изобретательна.