Маргарет Макфи - Сорвать маску
— Анна?
— Ох, мэм!
Девушка, подскочив, обернулась к хозяйке, и Арабелла с удивлением увидела, что ее лицо залито слезами.
— Что случилось? Что ты здесь делаешь?
Арабеллу сковал хорошо знакомый страх.
— Я так перепугалась, когда его увидела! — Личико горничной исказилось, и она снова начала всхлипывать.
— Что случилось, Анна?!
Открылась дверь в гостиную, и на пороге появился Джеймс, лакей.
— Почему так долго, девчонка? Я бы сам быстрее дошел! — Наконец увидев Арабеллу, лакей торопливо поклонился: — Прощу прощения, мэм. Я вас не заметил.
— Что, во имя неба, здесь происходит? — требовательно спросила Арабелла.
— Хозяин, мэм.
— Доминик здесь?
Ей такой вариант даже в голову не пришел. Несмотря на то что она жила в его доме. И оставалась его любовницей.
— С его светлостью произошел… несчастный случай.
— Несчастный случай?!
Сердце бешено заколотилось, и Арабелле пришлось бороться с мгновенно подступившей паникой.
Лакей заговорил еще тише:
— Не самое приглядное зрелище, особенно для леди, но он не разрешает позвать доктора, мэм.
Ее охватило леденящее кровь дурное предчувствие. Она решительно прошла мимо Джеймса в гостиную.
В комнате ярко горели свечи в трех канделябрах, но их теплое сияние не сумело разогнать тени в углах, лишь окутало золотистым мерцанием темную высокую фигуру, стоящую у давно остывшего камина. Доминик не обернулся на звук шагов, и со спины ей показалось, что ничего не изменилось — он был одет по последней моде в темный фрак и панталоны, весь в сиянии надменности и властности. Арабелла почувствовала запах влаги. Это Доминик привнес сюда прохладный и сырой ночной воздух. Одна рука свободно висела вдоль тела, другую он, казалось, засунул во внутренний нагрудный карман фрака.
— Мне не следовало приходить, — произнес он, не оборачиваясь. — Я не понимал, что уже так поздно.
— Джеймс сказал, с тобой произошел несчастный случай.
— Джеймс преувеличивает. Я не хотел тебя будить. Лучше возвращайся в постель, Арабелла.
Он так и не двинулся с места. Мрачное предчувствие, почти рассеявшееся при первом взгляде на него, вновь охватило Арабеллу.
— Что с тобой случилось, Доминик? — осторожно спросила она.
Герцог, наконец, повернулся к ней, но, не считая того, что его рука по-прежнему покоилась за отворотом фрака, все было в порядке.
— Незначительная стычка. Беспокоиться не о чем. Говорю тебе, можешь спокойно возвращаться в постель.
Но Арабелла заметила зловещие темные пятна на белой манжете, выглядывающей из-под рукава темного шерстяного плаща. Взяв ближайший канделябр, она подошла к Доминику.
— Арабелла, — предостерегающе произнес он, пытаясь жестом остановить ее.
Но Арабелла упрямо двигалась к нему, пораженная ужасной догадкой. Она догадывалась, что это за пятна.
— Это не для женских глаз.
Арабелле стало плохо, желудок сжался от страха. Все тело напряглось и отяжелело от разлившегося по венам ужаса.
— Снимай плащ.
— Арабелла… Это последнее предупреждение.
Она не обратила ни малейшего внимания на эти слова и, распахнув плащ, оттянула в сторону левый лацкан фрака.
Невольно охнула открывшемуся ее взору поистине ужасному зрелищу. Белая рубашка и светлый жилет были пропитаны кровью. Арабелла замерла на месте, и в этот миг все в мире для нее изменилось.
— Доминик! — прошептала она.
Он взял ее руку в свою, сильную и уверенную. Но Арабелла почувствовала влагу и, опустив глаза, увидела кровь, сочащуюся в неровном свете свечей.
— Боже правый!
— Обычная царапина, которая сильно кровоточит.
Но кровь была повсюду и вытекала из раны у него на груди.
— Иди спать. Джеймс поможет мне.
Она сделала глубокий вдох и осмелилась встретиться взглядом с ним. Мгновение, равное одному удару сердца, они смотрели друг на друга, и за этот миг все, что Арабелла твердила себе об умерших чувствах и равнодушии к нему, оказалось ложью.
— Нет. Тебе помогу я.
Она оглянулась на лакея, набираясь сил для того, чтобы сделать все необходимое.
Доминик наблюдал за тем, как потрясение сменяется жаждой действия. Для начала Арабелла отправила горничную за чистым бельем и стаканом, затем спокойным и ровным тоном дала указания лакею, велев ему помочь его светлости осторожно раздеться. До середины наполнив стакан бренди, она вручила его Доминику, как только тот опустился на диван, оставшись в одних бриджах.
— Пей.
Ее голос звучал спокойно, но герцог сразу понял, что с ней лучше не спорить.
Он не стал возражать, предпочтя подчиниться, и залпом осушил стакан.
Пока он пил, Арабелла закатала рукава своей ночной рубашки, оторвала полоску от чистого белья, принесенного горничной, и смочила материю и свои руки бренди.
Затем присела рядом и мягко заставила мужчину откинуться на спинку дивана.
Посмотрев ему в глаза, Арабелла предупредила:
— Будет больно.
В ее взгляде сквозило беспокойство, которое Доминик уже не надеялся увидеть. Оно тронуло его сердце больше, чем ему бы того хотелось.
— Тогда не жалей, — пробормотал он.
Герцог невольно скривился, когда бренди попало на рану, и увидел, как его боль отражается в глазах Арабеллы. Но она не стала медлить.
Арабелла обрабатывала рану методично и спокойно, прикосновения были мягкими, осторожными и вселяли уверенность. Казалось, одно это снимает напряжение, несмотря на сильную боль и жжение. Снова и снова чистая ткань, пропитанная бренди, касалась раны, смывая кровь, пока не осталась только алая полоска на бледной коже, которая теперь почти не кровоточила.
— Нам следовало бы послать за доктором. Он может счесть, что лучше наложить швы. — Арабелла ни разу не взглянула в глаза Доминику с того самого момента, как принялась обрабатывать рану.
— Нет уж, никакого доктора, — упрямо отказался герцог. — Это всего лишь мелкий порез. Неделя перевязок — и все будет в порядке, она сама затянется.
— Доминик…
— Никакого доктора, — решительно повторил тот.
— Что ж, как скажешь. — Арабелла приложила к ране несколько салфеток и перевязала ее, а затем поднялась с дивана и передала поднос с окровавленными тряпками Джеймсу. — Спасибо, Джеймс, Анна. Теперь можете оставить нас.
Она подождала немного и, когда дверь за слугами закрылась, устало опустилась рядом с Домиником. Они сидели бок о бок. Не глядя друг на друга. Не говоря ни слова. Между ними опять повисло напряжение. Правда, природа его странным образом изменилась, словно в одночасье рухнула невидимая стена.
