Тереза Медейрос - Ваша до рассвета
Каждый раз, когда Саманта придумывала новое оправдание, чтобы пройти через холл, она находила полдюжины слуг, готовых сделать это за нее. Когда она проходила на кухню налить себе стакан молока, то видела Элси и Ханну, надраивающих перила лестницы так, словно их жизнь зависела от этого, а Милли – на высокой стремянке протирающей специальной щеточкой каждую хрустальную подвеску на люстре. Возвращая на кухню пустой стакан, она видела Питера и Филиппа, которые на корточках полировали мраморный пол. Казалось, что слуги скрывали свою надежду от Габриэля так же старательно, как он скрывал свою надежду от них. И хотя все они вытягивали шеи и уши к библиотеке, этого было недостаточно, чтобы услышать что–то, кроме неразборчивых приглушенных голосов, раздававшихся из–за толстой двери красного дерева.
К концу дня в холле не осталось ни единого пятнышка пыли. Мраморный пол от тщательной полировки сверкал как стекло и был таким гладким, что Мэг, полная краснощекая прачка, чуть не поскользнулась с риском сломать себе шею. Эта женщина столько раз проходила через холл с корзиной белья, что Саманта заподозрила ее в том, что она таскает из шкафов в стирку уже чистое белье.
В следующий раз, когда Саманта пошла, чтобы якобы вернуть книгу в студию, вышла сама миссис Филпот. Бетси почти целый час полировала деревянные панели около библиотеки и терла так сильно, что сквозь позолоту стало проглядывать дерево.
– Во имя всего святого, чем это вы тут занимаетесь? – рявкнула домоправительница.
Саманта вздрогнула. Но вместо того, чтобы отругать молодую служанку за безделье, миссис Филпот просто выхватила тряпку из ее руки и начала тереть в противоположном направлении.
– Надо всегда полировать по направлению волокон, а не против них!
Саманта не могла не заметить, что метод миссис Филпот приближал ее ухо очень близко к замочной скважине двери библиотеки.
Когда солнце начало садиться, Саманта и другие слуги перестали притворяться, что работают. Саманта сидела на нижней ступеньке лестницы, подпирая рукой подбородок, ее очки сползли на нос, а остальные слуги в разных позах расселись по лестнице и стульям. Кое–кто наполовину дремал, а остальные напряженно ждали, хрустя суставами и изредка шепотом переговариваясь.
Когда дверь библиотеки резко, без предупреждения, распахнулась, все сидевшие в холле вздрогнули и повернулись к ней. Из библиотеки, закрыв за собой дверь, вышла группа мужчин в темной одежде.
Саманта поднялась на ноги, напряженно глядя в их мрачные лица.
Большинство предпочло не встречаться глазами с ее нетерпеливым взглядом, но невысокий мужчина с добрыми голубыми глазами и аккуратно подстриженными бакенбардами посмотрел прямо на нее и печально покачал головой.
– Мне очень жаль, – пробормотал он.
Саманта опустилась обратно на ступеньку, чувствуя себя так, словно чья–то жестокая рука выжала всю кровь из ее сердца. До этого момента она не понимала, как сильно сама надеялась.
Когда из ниоткуда вынырнул Беквит со своими печальными подбородками и стал провожать врачей на улицу, она уставилась на непроницаемую дверь библиотеки.
Миссис Филпот держала в руке большое пресс–папье в виде шара, которым прижимали только что принесенную почту, ее длинные пальцы побелели. Ее живая уверенность в себе, казалось, совсем исчезла, оставив вместо себя почти трогательную неуверенность.
– Он, должно быть, уже проголодался. Не должны ли мы…
– Нет, – твердо сказала Саманта, помня предостережение Беквита, что некоторыми дорогами мужчина должен путешествовать один. – Мы не можем. Только когда он будет готов.
* * *
Когда закат растаял, превратившись в сумрак, а сумрак превратился в бархатную темноту теплой весенней ночи, Саманта начала жалеть о собственном решении быть выдержанной. Минуты, которые едва ползли, пока Габриэль консультировался с врачами, сейчас, казалось, летели на черных кожистых крыльях. Один за другим слуги оставляли свою бессменную вахту, уходя подальше в кухню или подвальные помещения, больше не имея сил выносить оглушительную тишину, идущую из библиотеки. И хотя никто из них не признал бы этого, все они предпочли бы услышать громкий звук разбившегося стакана, сопровождающийся проклятьями их хозяина, чем эту тишину.
Саманта оставалась в холле последней, но после того, как Беквит с ввалившимися глазами пожелал ей спокойной ночи, даже она признала свое поражение. Вернувшись к себе, вскоре она обнаружила, что ходит взад–вперед по коврику на полу своей спальни. Она надела ночную рубашку и заплела волосы, но ей была непереносима мысль о том, что она залезет на свою мягкую и удобную кровать на остове из выкрашенного белой краской железа, когда Габриэль сидит там, забаррикадировавшись в своем собственном маленьком аду.
Она шагала взад и вперед, пытаясь восстановить самообладание. Конечно, отец Габриэля должен был знать, каков результат его поисков. Почему же он не приехал вместе с командой своих драгоценных врачей? Его присутствие, возможно, смягчило бы смертельный удар, который они собирались нанести.
А мать Габриэля? Безусловно, ее невнимание еще более непростительно. Какая женщина может поручить заботу о своем единственном сыне слугам и чужим людям?
Взгляд Саманты упал на сундучок в углу спальни, куда она убрала письма его бывшей невесты. В каком–то тайном уголке своего сердца Габриэль верил, что его потерянная любовь может вернуться вместе с его зрением? И он оплакивает смерть и этой мечты тоже?
Напольные часы стали отбивать время. Саманта прислонилась к двери, считая скорбные удары, пока не насчитала двенадцать.
А что если Беквит не прав? Что, если некоторые дороги столь темны и опасны, что их нельзя проходить, не держась за поддерживающую руку? Даже если это просто рука кого–то незнакомого.
Дрожащей рукой Саманта взяла оловянный подсвечник и выскользнула из комнаты. Она прошла почти половину лестницы, прежде чем поняла, что забыла надеть очки. Ее свечи отбрасывали мерцающие тени на стенах, когда она кралась через холл. Тишина угнетала еще сильнее, чем темнота. Это не было уютной домашней тишиной спящего дома. Это была удушающая тишина, которая заставляла задерживать дыхание от напряженного ожидания. Не так ужасно было отсутствие звука, как ощущаемое присутствие страха.
Дверь в библиотеку все еще была закрыта. Саманта взялась за ручку, почти уверенная, что дверь заперта. Но дверь легко распахнулась от ее прикосновения.
Ее захватило множество полуоформленных впечатлений: отрывочный треск угасающего огня в камине; пустой стакан рядом с почти опустошенной бутылкой шотландского виски, стоящей на уголке стола; бумаги, рассеянные по полу, как будто кто–то ударил по ним в приступе досады.
