Барбара Картленд - Райский остров
Подобное зрелище выглядело весьма живописно и поражало изобилием.
Жители деревни сидели в кругу и наблюдали за танцем девочки лет двенадцати-тринадцати, окутанной, словно коконом, яркой золотистой тканью, с пестрым венком на голове.
Музыканты играли для нее и сами при этом двигались в странном танце, который исполнялся ими с совершенно непроницаемыми лицами.
Девочка как-то странно двигала шеей, так что голова при этом перемещалась то вправо, то влево. Лицо ее оставалось совершенно неподвижным, только глаза с невероятной быстротой вращались из стороны в сторону.
Стоя в отдалении, граф и Роксана некоторое время наблюдали за танцовщицей, а затем, не говоря ни слова из страха помешать зрителям, Роксана потянула графа назад, через ворота, вновь в ночную тишину, на залитые луной поля.
— Я бы с удовольствием предпочел остаться там до конца танца, — сказал граф с некоторой обидой в голосе.
— Это танец лелонг, — объяснила Роксана. — Он может продолжаться в течение пяти часов.
— Пяти часов? — воскликнул пораженный граф.
Она даже чуть-чуть посмеялась над его удивлением.
— На Бали никто никуда не спешит.
— Однако вы спешите спровадить меня домой, — заявил он.
— Я думаю о Поноке, — объяснила она. — Балийцы боятся темноты. Если бы он был один, без нас, он бы пел и кричал самым высоким голосом, на какой только способен.
Граф улыбнулся.
— Могу догадаться почему… Чтобы отогнать злых духов!
— Вы начинаете все лучше понимать здешнюю жизнь и людей, — одобрила Роксана. — Темнота полна неизвестности, вот почему они очень любят свет и солнце и совсем не хотят, чтобы в темноте на них начал охоту лейяк, который действует только по ночам.
Они шли вперед, по-прежнему держась за руки, и вскоре, к глубокому огорчению графа, для которого время пролетело слишком быстро, они добрались до деревни, где жила Роксана.
Граф оставил лошадь под присмотром маленького мальчика во дворе, и хотя стены здесь были достаточно высокие, он все же увидел слабый свет над ними, видимо, льющийся из окон хижины, и догадался, что это, вероятно, Гитруда ждет их возвращения.
Дойдя до калитки дома Роксаны, Понок остановился и, когда девушка поблагодарила его, поклонился и поспешил к своему дому, который находился на другом конце деревни.
Когда Понок ушел, Роксана уже собралась было войти в калитку своего дома, но граф задержал ее и, потянув за руку, отвел в сторону, в густую тень высокого цветущего дерева, сладкий аромат цветов которого, напоминающий запах жасмина, наполнял воздух волшебным очарованием.
И когда замерли вдали шаги Понока, наступила глубокая тишина, они остались одни, и только звезды над их головами и лунный свет, отражавшийся в глазах девушки, когда она подняла лицо с выражением немого вопроса, были единственными свидетелями их разговора.
— Что такое? — спросила она, подумав, что ему нужно сказать ей что-то важное.
— Я хочу поблагодарить вас за очаровательный вечер, — ответил он.
— Был ли он действительно очаровательным для вас?
— Это не совсем верное слово, в моем словаре вообще нет ни одного подходящего слова, которым я мог бы выразить то, что вы сделали для меня сегодня вечером, и мою благодарность вам.
— Я очень рада, что вам было… приятно.
Граф улыбнулся.
— «Приятно» тоже не совсем подходящее слово для того, чтобы выразить мои чувства, — сказал он, — но все равно это необходимо сделать.
Роксана молча ждала, не понимая, куда он клонит.
Граф так и не отпустил ее руку, и девушка ждала со странным напряжением, почти так же, как несколько часов назад они ожидали начала танца, когда все чувства и эмоции были напряжены до предела, так что казалось: еще немного — и это ожидание станет невыносимым.
— Я не могу словами выразить вам свою благодарность, — сказал граф, — поэтому я хочу сделать это по-другому.
С этими словами он обнял ее и прижал к своей груди. Она не сопротивлялась, но каждая клеточка ее тела дрожала от напряжения и еще какого-то необъяснимого и незнакомого ей раньше чувства. Затем его губы прижались к ее губам и захватили их в сладкий плен.
В первое мгновение его поцелуй был очень нежным, немного нереальным, как если бы он все еще находился под воздействием завораживающего, гипнотического танца, который они только что видели, и магического очарования сверкающих в лунном свете голубым неземным светом рисовых полей.
А затем нежность ее теплых губ и его собственные чувства, вспыхнувшие с небывалой силой, которой он даже в себе не подозревал, заставили его впиться поцелуем в ее рот с требовательной настойчивостью и страстной чувственностью.
Но это была не просто чувственная страсть, что внезапной волной охватила его, в этом чувстве было что-то еще более глубокое, более важное, затрагивающее самые глубины его души.
Он жаждал обладать Роксаной, но он желал ее так, как человек стремится к божественному, в то же время понимая, что частица бога находится в нем самом.
Всем своим существом он приник к ней, чувствуя в тот момент, когда он держал ее в своих объятиях, что она — часть его и что они — единое, неразрывное целое.
А для Роксаны граф сейчас был неотделим от этого лунного света и от этих сверкающих на черном бархате неба звезд, этой страны, которую она полюбила всей душой, и ее людей, незаметно занявших важное место в ее сердце.
И она чувствовала, что может видеть то, что скрывается за его внешней оболочкой так же ясно, как могла видеть прекрасные формы своих статуй, сокрытых в глубине ствола дерева.
То, что она там увидела, потрясло ее, так как это был не только он, его суть и его душа, но в его сердце она увидела себя, и все, во что она верила и о чем мечтала всю свою жизнь, — все для нее заключено было сейчас в этом человеке.
Это было все равно как после долгих скитаний оказаться дома и обнаружить, что и прошлое и будущее сошлись в одном, превратившись в настоящее, такое живое и трепетное чувство, что никаких объяснений в любви было уже не нужно.
В тот момент, как губы графа коснулись ее губ, она уже знала, что все, что есть самого магического, волшебного на Бали, — все заключалось сейчас в этом поцелуе и что они достигли той степени понимания друг друга, когда слова становятся ненужными.
Когда граф наконец оторвался от губ Роксаны и взглянул на нее, она увидела, что он весь светился тем удивительным светом, который вдохновлял и всегда сопровождал ее во время работы над скульптурами, освещал ее мысли и мечты.
— Я… люблю тебя!
Эти три слова граф слышал бессчетное число раз, в самых разных обстоятельствах и от самых разных женщин, и тем не менее он почувствовал себя так, словно услышал их в первый раз только сейчас.
