Мэри Бэлоу - Волшебная ночь
— И вам хватает ее после того, как она была снижена на десять процентов? — спросил Алекс.
Мужчина вновь пожал плечами.
— Я беру то, что мне дают, — ответил он. — И я не собираюсь бунтовать.
Алекс побарабанил пальцами по столу.
— Что вам известно о «бешеных быках»? — спросил он.
Оуэн Перри опять рассмеялся.
— Здесь не водится бешеных животных, — ответил он. — Тут все очень смирные.
Алекса охватила злость.
— Если бы вы на самом деле были таким бестолковым, как пытаетесь выглядеть, — резко заявил он, — вряд ли вам удалось бы удержаться на такой хорошей работе, Перри. Говорите, вы не знаете кого-нибудь из них? Я готов побиться об заклад, что знаете. Было бы странно, если бы один из рабочих вожаков не знал в лицо хоть кого-нибудь из тех, кто исполняет его волю.
— Я готов поспорить. — Перри протянул вперед открытую ладонь. — Мы на самом деле не имеем ничего общего с «бешеными». Мы не любим говорить о них. И мы не знаем никого из них в лицо.
— Выходит, они бестелесные духи, — сказал Алекс. — Никто их не знает, кроме них самих. Так вот, мне нужно кое-что передать им, Перри. Я думаю, что они как-нибудь да узнают о том, что я вам сейчас скажу. Я не позволю запугивать моих людей. Пока я закрою глаза на погромы и разбой, что творились в долине две ночи кряду. Но если что-либо подобное произойдет снова, я разыщу «бешеных быков», а самое главное — их вожака, и постараюсь, чтобы с ними обошлись так же, как они обращаются со своими жертвами, и уж тогда они получат на полную катушку. Постарайтесь, чтобы они узнали об этом.
Тупой взгляд Перри стал еще более идиотским.
— Как же я это сделаю?
Алекс поднялся со стула.
— Я уверен, вы найдете способ, — сухо ответил он. — Всего хорошего, Перри. Можете вернуться к работе.
Оуэн Перри не вымолвил больше ни слова, поднялся со стула и вышел из кабинета. Алекс почувствовал ребяческое желание схватить со стола книгу и швырнуть ему вслед. Но вместо этого уперся в бока крепко сжатыми кулаками. Мужчина держался твердо, как вол в борозде. Алексу захотелось — и, черт возьми, он не мог корить себя за это желание, — ему захотелось подраться с ним. В это мгновение у него было только одно желание — прошибить голову этому чартистскому лидеру.
Господи, ему так хотелось с кем-нибудь подраться!
Начинало смеркаться, когда Шерон подходила к Гленридскому замку. Летние дни были на исходе, вечер обещал быть прохладным и мглистым, с моросью. Она дала слово прийти и должна его сдержать. Однако решения она до сих пор не приняла и, пока шла через поселок, продолжала взвешивать все плюсы и минусы. Она была так неуверенна в себе, что даже не сообщила бабушке о том, что идет в замок. Но если бы она обратилась к своему сердцу, она поняла бы, что сердце ее уже давно приняло решение.
Ей страстно хотелось попробовать себя в качестве гувернантки маленькой леди Верити. Она ненавидела шахту, ненавидела свою нынешнюю работу, и хотя она неустанно повторяла себе, что ничем не лучше других женщин, эти самоуговоры не облегчали ее возрастающей ненависти. Сегодня в шахте опять была авария — ставший уже обычным очередной завал в одной из штолен. На этот раз жертв не было — или почти не было: только одному из шахтеров придавило руку. Но Шерон была рядом, когда это случилось, сердце ее упало от крика боли, разнесшегося по штольням, и она почувствовала на затылке холодок ужаса — тот, что был знаком всем шахтерам в такие моменты, — ужаса, что тяжесть огромной скалы над их головами опустится на них и раздавит, погребя заживо.
Ей хотелось стать гувернанткой Верити. Ей нравилось учить детей, и она умела это делать — ведь она преподавала в воскресной школе. Она любила детей, она любила ходить в чистой одежде, вдыхать свежий воздух и не думать о средствах существования, хотя и чувствовала себя почти виноватой за эти слабости.
Только одно обстоятельство вызывало у нее сомнения. И весьма серьезное обстоятельство. Она находила графа очень красивым и привлекательным — да и какая женщина не согласилась бы с ней? И догадывалась, что графа также влечет к ней, влечет чисто физически. Мужчины, подобные ему, не задумываясь, соблазняют любую понравившуюся им женщину. Сэр Джон Фаулер был из таких. Но все-таки, говоря начистоту, именно граф неожиданно прервал их последнюю пламенную встречу в горах, в то время как она совершенно потеряла голову от желания. Шерон чувствовала тревогу и вину, думая о том, как она могла допустить такое. Вот и теперь она затевает игры с огнем, поступая на работу в его дом.
В замке ее проводили в ту же комнату, в которой она была принята в прошлый раз. Это был просторный зал с высокими потолками, украшенными росписью, и со множеством портретов в тяжелых рамах на стенах. Роскошный ковер покрывал пол. Говорили, что в замке целых семьдесят две комнаты. И все для одинокого мужчины с дочерью. Это выглядело почти неприлично.
Наконец двери распахнулись, и вошел он. Шерон тут же почувствовала смущение, доходящее до колик в животе. Он был так элегантно одет, его волосы были такими светлыми, и он был неотразимо красив. Но при этом он выступал так официально и независимо, словно и не был тем самым мужчиной, который целовал ее и возжелал ночью в горах.
— Миссис Джонс, — сказал он, проходя в комнату, пока кто-то невидимый закрывал за ним двери. — Вы пришли. Хорошо. Что вы решили?
Там, в горах, он называл ее по имени. Судя по всему, он хотел установить определенную дистанцию между ними. Это была деловая встреча. И он обращался к ней официально.
Что ж, и она будет вести себя соответственно. Она беспристрастным взглядом посмотрела ему в глаза.
— Я могла бы попробовать, — ответила она, — но у меня есть одно условие.
Она думала об этом все время, о том, что она может принять его предложение только при этом условии.
— Вот как? — Он удивленно шевельнул бровями и заложил руки за спину. Эти два жеста напомнили ей, насколько они не ровня. Он привык властвовать, для него было в диковинку не получать сразу или не получать всего, чего он пожелает.
— Я не буду жить здесь, — ответила она. — Я останусь жить у моих родных.
Минуту он молча разглядывал ее. Своими пронзительно-голубыми глазами. Прекрасными и требовательными. Шерон уже жалела, что пришла. Она тешила себя надеждой, что он не согласится на ее условие.
— Я не вижу причин, которые могли бы препятствовать этому, — наконец произнес он, — хотя мне кажется, вам было бы удобнее жить здесь.
— Нет-нет, — торопливо ответила она. — Иначе я не могу.
— Ну что ж, как вам будет угодно, — сказал он. — Вы можете приступить к работе со следующей недели. С девяти часов утра в понедельник. Считайте, что с этого мгновения вы уже не работаете в шахте. А я побеспокоюсь, чтобы вам заплатили жалованье за полную неделю.
