Джоан Вулф - Сделка
— Ой! — сказал Никки. — У него в Эджертоне так здорово, милорд! Даже лабиринт, представляете? Мама потерялась там, и мистеру Уотсону пришлось искать ее.
— Как любезно с его стороны, — произнес Сэйвил. — Надеюсь, поиски не продолжались слишком долго?
Я и понимала и не понимала поведение Сэйвила. Меня распирала гордость, смешанная с унижением: как смеет он вести себя так, словно я какая-то вещь, принадлежащая только ему? И в то же время я говорила себе, что все это сплошная чушь — просто граф сегодня не в настроении, устал с дороги и изволит срывать раздражение на людях, которых считает ниже себя.
Я решила избавить своего ученика от лишних неприятностей и не стала, как обычно, предлагать пройти в дом и выпить что-нибудь освежающего перед отъездом.
Видимо, Уотсон что-то почувствовал и поспешно сказал:
— Я уж поеду, миссис Сандерс. Завтра в то же время?
Самсон, которого я держала под уздцы, нетерпеливо мотнул головой. Я рассеянно погладила его.
— Значит, завтра? — повторил Сэм Уотсон.
Я очнулась.
— Пожалуй, сделаем небольшой перерыв, мистер Уотсон, — сказала я виноватым тоном. — У меня будут дела. Надеюсь, не возражаете?
— Ну что вы, миссис Сандерс! Какие могут быть разговоры? Только я буду скучать без вас… и без Самсона. Так и знайте! — Он улыбнулся, показывая превосходные зубы. — Не забудьте послать мне весточку, когда сможете продолжить занятия.
Я ответила улыбкой. Мне нравился Сэм Уотсон. Как и Элберт Коул, он всего добился сам, только в отличие от Коула был человеком с достаточно широким кругозором, не озабоченным постоянным приумножением своего богатства. Он понимал, так по крайней мере мне казалось, что помимо денег в жизни есть и другие ценности — качество, которое, боюсь, не так уж часто встречается у людей, пробившихся наверх, в полном смысле этого слова, из сточных канав Лондона. Да и не только у них…
Сэм Уотсон был из тех, кто упорно занимался самовоспитанием. Он учился не только верховой езде и танцам, но и, насколько я знала, брал уроки правильного английского языка, чтобы избавиться от привычного для низкого сословия жаргона. В нем чувствовалась страсть исследователя жизни, искателя приключений; этим он мне напоминал моего Томми.
Сейчас он ловко перескочил через ограду выгона и приблизился к Сэйвилу, который был чуть ли не на голову выше него.
— Всего хорошего, милорд, — сказал Сэм спокойно и с достоинством. — Приятно было познакомиться.
Губы Сэйвила дрогнули в улыбке.
— И я был рад встретить вас, мистер Уотсон, — ответил граф подчеркнуто любезно.
Когда Уотсон отошел достаточно далеко, туда, где стояла его коляска, я резко повернулась к Сэйвилу:
— Должна заметить, милорд, что мистер Уотсон один из немногих моих учеников. Он достаточно надежный клиент и, уж извините за подробности, хорошо оплачивает уроки. Я не заставляю вас водить с ним компанию, но могли бы по крайней мере соблюсти вежливость.
— Я был вежлив, черт меня возьми! — ответил Сэйвил.
Я фыркнула:
— Мне так не показалось, милорд!
К нам приближался немного озабоченный Джон Гроув, конюх графа.
— У нас тут двухколесный экипаж, миссис Сандерс, — начал он, — да пара лошадок. И еще одна, чтобы вашей Марии не скучно было трусить до Эпсома. В конюшне найдется место для троих?
— Конечно, Джон. Мои пони проведут ночь здесь, на лужайке. Можете ставить лошадей в стойла.
Мы с графом обогнули конюшню и вышли на дорогу к дому как раз в тот момент, когда из открытых ворот выезжал красивый модный фаэтон, в который были впряжены две великолепные серые лошади. Правил ими не кто иной, как Сэм Уотсон.
— Он делает это очень ловко, — бесстрастно заметил Сэйвил.
— Он вообще незаурядный человек, — парировала я.
— Вы знаете его не только как ученика?
— Да, — ответила я. — Такого человека приятно иметь соседом.
Мне почудилось неодобрение в глазах графа, поэтому я сказала, возможно, с чрезмерной горячностью:
— Конечно, вы вознесены слишком высоко и не захотите даже в одной комнате находиться с такими, как Сэм Уотсон, но я, милорд, живу по-другому.
Его губы сложились в горестную улыбку.
— Я не говорил ничего подобного, миссис Сандерс.
— Но я видела своими глазами, милорд! Вы сразу выказали ему свое презрение, потому что он для вас всего-навсего «сит»!
— Что такое «сит», мама? — спросил Никки.
Боже мой, ребенок, оказывается, вникает в наш разговор!
— Так, мой дорогой, — ответила я, — называют человека, который зарабатывает деньги в лондонском Сити. С помощью различных банковских операций. — Я помолчала, ожидая нового вопроса, и добавила разъяснение, по моему разумению, более понятное для Никки:
— Некоторые люди презирают их за то, что родители у них бедны, не имеют ни поместий, ни земель, за то, что они необразованны. А ведь все это не их вина.
— О, — сказал Никки, давая понять, что все это чрезвычайно интересно, однако не слишком понятно, потом повернулся к Сэйвилу:
— Мистер Уотсон очень хороший. Честное слово, милорд! Он приносит маме вовремя деньги и может забросить мяч так далеко, как никто. Правда, мама?
— Совершенно верно, дорогой.
— Устами ребенка глаголет истина, — сказал граф с удивительной серьезностью. — Я, как и вы, восхищен мистером Уотсоном.
Мы подошли к дому. Ничего не ответив Сэйвилу, я толкнула входную дверь.
Миссис Макинтош была в восторге, что снова видит графа, а ее супруг превзошел самого себя в приготовлении обеда. Начали мы, конечно, с овощного супа, а затем добрались до дикой утки под луковым соусом. На десерт были бисквиты, пропитанные вином и облитые сливками.
Все это не шло ни в какое сравнение с обедами в доме Сэйвила, но для нас было праздником. У Никки разгорелись глаза, когда он увидел три сорта овощей, поданных ко второму.
— Мистер Макинтош проявил для вас все свое искусство, милорд, — сказала я Сэйвилу, но тот и сам все видел и, я думаю, понимал, что такое бывает не часто.
Положив в рот кусок утки, он прикрыл глаза и почти простонал:
— Изумительно!
Никки залился смехом, даже я выдавила улыбку.
— А знаете ли вы, — спросил Сэйвил, — как искушает меня лукавый, подбивая переманить от вас супругов Макинтош? Только глубокая порядочность мешает мне сделать это.
— Вовсе не порядочность, — уточнила я, — а уверенность, что они никогда не согласятся. Ни за какие деньги!
Сэйвил повернулся к Никки:
— Кажется, сейчас мне нанесли оскорбление.
Мальчик расхохотался.
— Мама знает, что вы шутите, сэр… Но ведь по-настоящему вы не заберете их у нас? Правда? — добавил он с тревогой.
