Барбара Картленд - Страсть и цветок
Выйдя на лестницу, он увидел экипаж в тот момент, когда кучер уже натягивал поводья.
Лакеи бросились к дверцам кареты. Однако, когда те распахнулись, лорд Марстон с удивлением обнаружил, что внутри никого нет.
Соскочив с козел, кучер подбежал к хозяину.
— Что произошло? Где те дамы, за которыми я тебя посылал? — вне себя от ярости закричал князь.
— Из театра они вышли, ваше высочество, за полчаса до полуночи…
— И ты дождался их?
— Да, ваше высочество, но когда они сели в карету, то просили сперва отвезти их на вокзал.
— На вокзал? — задыхаясь, проговорил князь.
— Да, ваше высочество. Они сказали, что хотят попрощаться с человеком, который садится в поезд.
— И ты сделал, как они просили?
— Да, ваше высочество.
— А когда приехал?..
— Дамы вышли из кареты, ваше высочество, и прошли на вокзал.
— Багаж был при них?
— Нет, ваше высочество, только шляпная коробка.
Лорд Марстон ахнул. Он тотчас понял, что было в той шляпной коробке.
— Продолжай! — раздраженно потребовал князь.
— Я спросил у дам, ваше высочество, не помочь ли поднести им ту коробку, но они отказались. А потом я увидел, что внутри вокзала их поджидают мужчина и женщина и при них груда чемоданов.
— Мужчина и женщина, — повторил князь. — Высокий мужчина это был слуга? И русский?
— Пожалуй, да, ваше высочество.
Князь промолчал, и кучер продолжал свой рассказ:
— Дальше я их не видел. Мы прождали их целый час, ваше высочество.
Князь вновь не ответил.
— Я тогда подумал, может быть, что-то стряслось, — продолжал слуга, — и пошел на вокзал разузнать, в чем дело. Пока мы ждали на улице, поезда приходили и уходили, и теперь на вокзале почти не оставалось пассажиров. И двух дам среди них не было.
— Ты в этом уверен?
— Совершенно уверен, ваше высочество, я расспросил носильщика.
— И что он сказал?
— Он сказал, что не сомневается, будто видел тех четверых людей, как я ему их описал, когда они садились в поезд, и поезд этот отошел сразу за полночь.
— Он сказал, куда этот поезд направлялся?
— В этом он был не совсем уверен, ваше высочество, но думает, что это экспресс на Кале.
Князь стоял неподвижно. В этот миг слуга, который открывал дверцы экипажа, извлек из него какие-то предметы.
В руках он держал два русских женских наряда, один из которых был расшит настоящим жемчугом!
Глава 5
Стоя у окна, Локита разглядывала маленькую городскую площадь.
В центре ее был разбит сад, но деревья, по сравнению с парижскими, имели вид унылый и какой-то безжизненный.
Небо было затянуто тучами; казалось, что и весь Лондон столь же уныл, беспросветен и мрачен, как отчаяние, надавившее ей на сердце.
За последнюю неделю она заметно похудела. Темные круги пролегли под глазами, ибо она рыдала все ночи напролет, доводя себя до крайнего изнеможения.
Она оплакивала потерянного для нее князя, свои разбитые мечты, русский вечер, который он устраивал специально для нее и на котором ей не удалось побывать, будущее, ничего, кроме одиночества, не сулящее.
Она никак не могла поверить, что правильно расслышала Энди, когда та заявила ей, что они этой самой ночью отправляются в Лондон.
Когда она покидала сцену под громовые рукоплескания театралов, глаза ее ярко светились, а в душе нарастало ликование от мысли, что впереди ее ждет удивительный вечер.
Весь день она неспособна была произнести ни слова на другую тему.
— Князь Иван сказал, что тот сад будет совсем как русский, Энди, — говорила она. — Как ты думаешь, он разбросает снег если да, из чего он его сделает?
— В России не везде есть снег… — Из мисс Андерсон в тот день слова было клещами не вытянуть. — На юге бывает очень жарко, там много солнца и цветов.
— Ты раньше мне уже об этом говорила, — сказала Локита. — Но я всегда представляю себе сани, которые летят по снегу, купола и шпили церквей Петербурга, что мерцают позолотой на солнце. Папа часто мне о них рассказывал.
Мисс Андерсон промолчала, и Локита решила, что та недовольна предстоящими увеселениями — в связи с приглашением на вечер многочисленных гостей. Ведь ранее ей никогда не разрешалось заводить друзей.
— Но мне и не интересен никто… кроме князя, — тихонько прошептала Локита.
Она поднималась впереди мисс Андерсон по железной лестнице в гримерную, зная о том, что внутри их уже ожидают русские наряды, которые князь обещал доставить прямо в театр.
И вот, разложенные на кресле, они предстали перед ней во всей своей красе. Она издала крик, не помня себя от восторга:
— Взгляни, Энди, они же восхитительны!
Каково же было ее удивление, когда та резко произнесла:
— Живо переоденься в платье, в котором ты приехала из дома.
— Но почему, Энди? Было же условлено, что мы переоденемся здесь и прямо отсюда отправимся к князю.
— Делай, как я говорю, — скомандовала мисс Андерсон.
— Но я хочу нарядиться в русское платье, — запротестовала Локита. — Как же я буду выглядеть без него на вечере? Оно такое необыкновенное!
— Одевайся в свое обычное платье.
Что-то в тоне, которым она произнесла эти слова, заставило Локиту взглянуть на нее с внезапной тревогой.
Наступило молчание. Наконец тихим голосом, почти шепотом, Локита промолвила:
— Что ты хочешь… этим сказать?
— Сегодня вечером мы уезжаем в Лондон! — В Лондон?! Но… почему?
— Потому что в Париже нам оставаться больше нельзя.
— Почему? Почему? — взмолилась Локита.
Ни разу прежде не осмелившись ослушаться мисс Андерсон, она и сейчас покорно облачилась в свое обычное платье, а сверху накинула бархатную пелерину с капюшоном.
Затем они спустились по железной лестнице и подошли к служебному выходу.
На самой мисс Андерсон также был плащ, и лишь когда они уселись в карету князя и слугам было велено отвезти их к вокзалу, Локита обнаружила, что мисс Андерсон захватила с собой и русские наряды.
Кроме того, в руках у нее была коробка из-под шляпок.
— Что в ней? — спросила Локита.
— Наши капоры, — отвечала непреклонная мисс Андерсон. — Я не хочу, чтобы до нашего отъезда из Парижа слуги князя успели разгадать наши планы.
Локите оставалось только смирение. Когда же, выпустив клубы пара, поезд отошел от вокзала и покатил в Кале, она прикрыла глаза, чтобы сдержать слезы, готовые градом покатиться по ее щекам.
Ей не хотелось плакать на людях, но ночью, стоило ей остаться одной, она рыдала так, что подушка вымокла до нитки.
