Маргарет Джордж - Дневники Клеопатры. Книга 2. Царица поверженная
— Прощай, моя дорогая, — промолвил Олимпий. — До сего часа я заботился о том, чтобы ты была жива и здорова. Теперь… теперь мне приходится поручить тебя богам.
Он отстранился, повернулся ко мне спиной и решительно направился к выходу.
— Ты все делал правильно, — сказала я ему вслед, — ибо я долго шла к этому часу.
Он вышел из комнаты, пошатываясь, словно от боли. Снаружи донесся приглушенный разговор между ним и римскими стражниками. У них не было приказа не выпускать моего врача, и Олимпию позволили уйти.
Только окончательно удостоверившись, что он ушел (как это печально!), я подозвала троих оставшихся.
— Слушайте, — прошептала я так тихо, чтобы никто не мог нас подслушать. — Завтра мы осуществим наш план. Я попросила Октавиана разрешить мне посетить мавзолей и провести у гробницы Антония обряд прощания. Мы оденемся в лучшие платья и устроим поминальный пир для самых близких людей. Вы меня поняли? Я пошлю за своей короной и драгоценностями, попрошу Октавиана одолжить их мне на время. Он не откажет. И тогда мы будем готовы отбыть в наше путешествие.
— В Рим? — спросил Мардиан, иронически скривившись, но достаточно громко, чтобы его услышали за дверью.
— Да, мы смиренно отправимся в Рим, — ответила я, улыбаясь. — Все вместе.
— В таком случае надо приступать к подготовке, — заметила Ирас.
— Да. Помоги мне выбрать наряд. Подходящий для самого важного события в моей жизни.
Я была благодарна Октавиану за то, что он прислал мне всю мою одежду: нам есть из чего выбрать. По крайней мере, есть чем заняться в оставшиеся часы.
Хармиона молча доставала платье за платьем, встряхивала, расправляла и, подняв за плечи, показывала мне. Она только что закончила их складывать — как оказалось, напрасно. Жаль, но это мелочь, лишь сопутствующая настоящей печали.
Сколько раз я проделывала это? Сколько раз выбирала наряд перед пиром или приемом? С каждым из платьев связано какое-то воспоминание, каждое хранит отголосок какого-то события, но ни одно не соответствовало тому, что мне предстоит.
Шуршащие, шепчущие шелка, переливающиеся цвета: белый, желтый, папоротниковый, маковый, синий, как море у подножия маяка. Каждый наряд в свое время дарил радость моему сердцу, но ни один не подходил для… для этого. Мне было нужно то самое платье, в котором я в последний раз предстала перед Исидой.
— Вот!
Оно было там, ни разу не надетое после того дня. Ярко-зеленое — столь яркое, что рядом с ним изумруды показались бы грязными, а трава — тусклой. Неистово зеленое, как зелены поля Египта, сияющие на солнце под благосклонным оком Ра.
Зеленый казался мне наиболее египетским из цветов: это цвет Нила, цвет его крокодилов, его папируса. Даже само имя Уаджет, священной богини-кобры Нижнего Египта, означает «зеленая».
— Надену это.
Я потянулась и взяла платье из рук Хармионы.
Оно было сшито из мягкого тончайшего шелка и имело низкий квадратный вырез. Превосходно. Подходит для широкого золотого ожерелья, в каких изображены царицы на росписях в древних усыпальницах.
— А как причесать твои волосы, госпожа? — спросила Ирас.
— Как-нибудь попроще, ведь прическа будет скрыта короной.
— Да, чем проще, тем лучше, — согласилась она.
— Надо послать за лучшими маслами, притираниями и благовониями, — сказала Хармиона. — Все должно быть самым лучшим. Ты должна быть хороша, как никогда.
— Октавиан предоставит все, чего я ни попрошу. Давайте составим список, чтобы у него было время прислать то, что нужно, до завтрашнего вечера.
Стемнело, и явился Октавианов Эпафродит, чтобы зажечь лампы. Мы очень любезно приветствовали его. Он смущенно улыбнулся и пожелал нам приятного вечера.
— Ужин скоро принесут, — сообщил он. — Надеюсь, вам понравится.
— Мы не капризны и вполне удовлетворимся тем, что получим, — ответила я.
— Вот так вам будет уютнее, — промолвил он, а потом, чуть помолчав, добавил: — Что же до твоего прошения, царица, то ответ будет дан скоро.
— Как я понимаю, император позаботится об этом лично?
— Он не забудет, — заверил Эпафродит.
Ужин закончился, блюда унесли, а мы продолжали сидеть молча. В эти последние часы нам нечем было занять время, а торопить его вряд ли стоило. За окном уже совсем стемнело, а проникавшие в комнату порывы ветра заставляли плясать огоньки лампад. Снаружи доносился плеск волн о набережную, и гавань словно призывала:
— Спешите ко мне. Берите ваши лодки, покачайтесь на моих волнах.
Наверное, влюбленные парочки, компании друзей, молодежь да и просто свободные горожане, имевшие досуг и желание отдохнуть на воде, внимали этому зову.
Да, город остался свободным. Что касается моих детей, то они унаследуют надежду, как я получила ее от своего отца. Во всяком случае, я сделала для этого все возможное. А Цезарион — где он? Надеюсь, на пути в Индию?
Так или иначе, я сделала все, что от меня зависело. Полностью. Один сын отбыл в далекую страну, остальные дети отданы под покровительство победителя. Было только два пути. Хочется верить, что хоть один из них приведет к удаче.
Мы легли в полной темноте, словно и на самом деле спали. Я растянулась на постели, как Нут, небесная богиня, каждой вечер проглатывающая солнце и поутру рожающая его заново. Под собой во всю длину кровати я чувствовала гладкую простыню.
Как близок сегодня Древний Египет. Он парит надо мной, как Нут, он раскрывает мне свои объятия. В нашу последнюю ночь боги склонились к нам и удостоили нас своего прикосновения.
Рассвет. Рассвет. Рассвет десятого дня, последнего дня. Десять — священное число, имеющее для меня особый смысл. Моих свитков десять — это символично. Эти десять свитков останутся после меня, а значит, моим недругам не удалось лишить меня всего.
— Разрешение дано! — провозгласил с порога сияющий Эпафродит. — Я счастлив сообщить, что император милостиво позволил тебе, в соответствии с поданным прошением, покинуть дворец и посетить гробницу благородного Антония. Он лично распорядился поставить подобающие случаю блюда для поминального пира и обеспечить надлежащую охрану. Он сожалеет, что не может присутствовать лично, но просил сообщить, что мысленно разделит твою трапезу.
Я склонила голову и заявила, что искренне благодарна императору.
— Кроме того, он шлет тебе корону, драгоценности и прочие царские регалии, чтобы ты могла выбрать облачение и украшения по твоему усмотрению. Их уже несут сюда.
Эпафродит бойко поклонился.
— А как насчет масел и благовоний? — осведомилась Хармиона.
