Морис Ростан - Любовь Казановы
И вот он уже в Дрездене… в Лейпциге… в Вене. Там с ним случаются всевозможные, довольно неприятные приключения, из которых он выходит с порядком ощипанными перышками. Возвратившись в Париж, он тут же подвергается изгнанию по приказу короля и по жалобе племянника маркизы д'Юрфэ. Испания — единственная страна, где он еще не бывал, он едет в Мадрид. Там любовное приключение с Игнацией… И — двукратный арест в Барселоне!
XI. Фанданго и белая ручка Долорес
Страна балконов, роз, любви и сегедильи.
Где каждый, кто уснет — любовный видит сон!
(«К Элените», сборник стихов).В конце бала всегда танцевали фанданго.
С тех пор, как граф Аранда разрешил эти веселые собрания, они стали страстью всех женщин и девушек города. В том же зале, где происходили маскарады, независимо от зрительниц, украшавших ряды лож, находилось около трехсот танцорок, да во всем остальном городе в эти минуты было больше четырех тысяч молодых особ, не имевших возлюбленных и горевавших о том, что закон не разрешал им являться на балы без кавалера, в сопровождении одной своей красоты!
Казанова думал, что он знает, что такое фанданго, так как видел, как его танцевали во Франции и в Италии. Теперь он понял, что он видел до сих пор только бледную копию, а оригинал можно было увидать только в Испании. Позы, жесты, взгляды — там все было холодно и мертвенно по сравнению с тем, что в знойной Испании трепетало и говорило сердцу и чувствам.
На деревянных столах веронских харчевен, на вечеринках басков, конечно, томный танец сохранял свою странную грацию, но все же он был, как бы цветком, вырванным с корнями из почвы — дикий жасмин или пряная гвоздика, вне их родного сада. Здесь, напротив, все возбуждало в Казанове какое-то радостное опьянение. Каждый кавалер, танцевавший визави своей дамы, сопровождал пляску треском кастаньет, в котором как будто торопится нетерпеливое желание. Каждая танцорка малейшим движением выражала свое страстное согласие. Танец был полон грации и вместе той сдержанности, которая еще больше волнует влюбленных, не давая им прикоснуться друг к другу.
И действительно, танцор все время отделен от своей дамы известным расстоянием, которого он не смеет перейти. Он оживляется все больше и постепенно приближается к ней, в то время, как она пляшет сначала как бы в томной истоме, а затем в экстазе… И лишь после того, как они таким образом взаимно увлекли друг друга обещаниями страсти, они танцуют уже в объятиях друг друга, танцуют до изнеможения! Зрители и зрительницы в ложах с неотрывающимся интересом следят за этой страстной пляской, вероятно жалея, что ложи так ярко освещены…
— Вы в восторге? — спросила его сеньора Пичона, с которой он познакомился на балу, к счастью для него, говорившая по-французски. — А что бы с вами было, если бы вы увидали, как гитаны танцуют фанданго!
Несмотря на весь свой восторг, Казанова не мог не выразить своего удивления по тому поводу, что при наличности святой инквизиции, можно танцевать этот танец, но сеньора объяснила ему:
— Святые отцы запретили его танцевать, но граф Аранда разрешил, потому что боялся восстания!..
Это заставило Казанову припомнить знаменитое изречение Монтескье: «Вы можете изменять законы народа, попирать его свободу — но берегитесь помешать его развлечениям!»
Ознакомившись с этим танцем, впервые увиденным им в Испании, Казанова на следующий же день принялся искать себе учителя танцев, чтобы научиться танцевать фанданго. Такого он нашел в лице некоего актера, дававшего ему попутно и что-то вроде уроков испанского языка.
Казанова, необычайно способный ко всяким физическим упражнениям, через три дня уже танцевал фанданго в совершенстве. Так как в этом танце его всего более интересовала роль танцорки, то он занялся тем, чтобы подыскать себе даму. Где было найти ее? Он не мог обратиться к девице из общества, которая, разумеется, отказала бы ему сразу, а с другой стороны, он не хотел ни замужней женщины, ни куртизанки.
Не теряя из виду своей цели, он отправился, разодетый со всей пышностью, в церковь Соледад, где служили торжественную мессу по случаю дня Святого Антонио. И милостью провидения, там он заметил молодую девушку, с опущенными глазами, выходившую из исповедальни.
Исповедальня для Мадрида — почти то же, что гондола для Венеции. И правда, когда он смотрит на эту исповедальню из резного дерева, откуда вышла молодая испанка, она кажется ему поставленной стоймя гондолой, у которой спереди решетка. При виде молодой девушки, ее фигуры, ее небрежной и томной походки ему сразу приходит в голову, что она наверно танцует фанданго, как ангел, или, вернее, как демон… И, даже не допуская мысли, что она может не согласиться, он решает, что с ней-то он и выступит в «Сканнос дель Пераль».
Сладковатый запах ладана наполняет церковь, кажущуюся ему ближе и интимнее от присутствия этой красоты… Он смотрит, как красавица после исповеди преклоняет колена посреди церкви, как она причащается… Он наметил ее и решение его непреклонно!
Она, выходя из церкви, поворачивает в переулок, входит вся еще обвеянная ароматом мистицизма, в маленький одноэтажный дом. Он решительно входит за ней и стучится в дверь. «Кто там?» — окликают его. И по мадридскому обычаю, он отвечает: «Cente de paz», — т. е. мирный человек.
Кто бы там ни стучался в дверь — беспощадный кредитор, или полиция, пришедшая арестовать — они на вопрос неизменно ответят: «мирный человек». Но ни к кому это наименование не подходит так мало, как к Жаку Казанове де Сейнгальт. Когда это и куда он вносил мир? Он, неутомимый авантюрист, беспокойный любовник… Никогда еще он не произносил такой отъявленной лжи!
Дверь открылась, и Казанова увидал в комнате, кроме почтенных родителей красавицы, самую пугливую козочку из исповедальни.
— Сеньор, — сказал он отцу без всяких колебаний, — я иностранец, большой любитель балов и танцев, особенно фанданго. Но у меня нет дамы… И я пришел, чтобы почтительно попросить у вас разрешения сопровождать на бал вашу дочь. Человек я честный… А после бала я со всем почетом доставлю ее домой!
— Сеньор, — ответил хозяин дома, — я не имею чести знать вас, и не уверен, согласится ли моя дочь Игнация отправиться с вами на бал!
Игнация из исповедальни покраснела как вишня, но ответила:
— Я почту себя счастливой быть дамой сеньора на балу.
Вслед за тем дон Диего — имя отца, это почти всегда имя отцов, — осведомился у кавалера о его адресе и фамилии и обещал ему завтра в двенадцать часов сообщить свой ответ.
