Виктория Холт - Месть королевы
Сам же Филипп удовлетворялся вынесением смертных приговоров менее значительным персонам, доход от конфискованного имущества которых был, однако, так велик, что король не сдерживал радости.
Эдуард тоже неплохо пополнил свою казну, но утешал себя тем, что для этого ему не пришлось, по крайней мере, брать на душу грех убийств и казней.
Поведение в деле с тамплиерами повысило его популярность в народе. Впрочем, и до этого к нему, в общем-то, неплохо относились, а за все неприятности корили Гавестона, считая того главным виновником разыгравшегося недавно скандала. Когда король с королевой проезжали по улицам, их радостно приветствовали, искренне надеясь, что больше никогда не будет оснований для скандальных слухов и домыслов.
А уж если королева родит сына, говорили в народе, лучшей королевской четы и желать нечего.
* * *Но в глубине души Эдуарда все это мало заботило. Единственное, чего он страстно желал, было возвратить Гавестона, и он сразу же принялся делать для этого все, что только мог.
Ни у кого при дворе не было сомнения в том, что Гавестон достаточно умен, смел и решителен. Его действия в Ирландии вызвали одобрение самого Уорвика.
Эдуард начал постепенно, исподволь, уговаривать своих противников вернуть Перро, который может послужить и здесь на пользу страны, а не только в далекой Ирландии. Не все бывшие противники оставались такими уж твердыми и бескомпромиссными. Многие из них искали дружбы с королем, считая ее лучшим залогом благополучия, а тот, в свою очередь, готов был идти на все ради того, чтобы вернуть любимца, жизнь без которого потеряла для него всякий смысл.
Родных короля и придворную знать бесила и возмущала не только его связь с Гавестоном, но вообще склонность монарха к дружбе с лицами низкого происхождения, например с Уолтером Рейнолдсом. Недавно он сделал этого мужлана архиепископом Уинчесли. Это была огромная милость. И кому же она была оказана? Закадычному дружку Гавестона, свидетелю и участнику их мерзких забав! Теперь и этот новообращенный архиепископ будет выступать за возвращение Гавестона и, значит, против самых могущественных баронов.
Но Эдуард, дабы не дразнить понапрасну гусей, сделал довольно хитрый ход: отправил архиепископа Уинчесли, сиречь безродного Уолтера Рейнолдса, посланником к папе в Авиньон, где тому предстояло задержаться на неопределенное время. И это еще не все. Король знал, что у баронов был зуб и на одного из своих – того, кто пошел против них, когда решался вопрос о Гавестоне. Речь шла о Хью Диспенсере. Тот вскоре был лишен, по решению Эдуарда, должности члена Совета, но остался при короле в качестве советника личного. Перед этим король, как и в случае с Уолтером Рейнолдсом, имел с ним беседу.
– Дорогой друг, – сказал он ему, – вы знаете мое расположение к вам. Не подумайте, что оно изменилось. Я остаюсь преданным вашим другом, как и всем, кто мне честно служит.
– Да, – отвечал Диспенсер, – ваше отношение к графу Корнуоллскому и скорбь по его отсутствию подтверждают ваши слова.
– Ах, Перро! – воскликнул король. – Как мне его нехватает! Но он скоро будет с нами, Хью. Уверен в этом!
– Молюсь о том же денно и нощно, милорд.
– Знаю, вы истинный мой доброжелатель. Потому, надеюсь, поймете то, что я собираюсь сделать и уже сделал. Я отправил Рейнолдса во Францию, в Авиньон. Это понравилось нашим лордам. Они не ждали от меня такого. Но, повторяю, я готов на все, чтобы вернуть Перро. Уолтер меня понял и не обиделся.
– Он поступил как настоящий друг! – воскликнул Диспенсер.
– Да, и, надеюсь, вы тоже поймете меня, Хью. Я хочу удалить вас из королевского Совета.
– Меня?
Диспенсер оцепенел. Лицо его не смогло скрыть чувства досады.
– Вы, конечно, могли подумать, что это означает мое разочарование в вас как в друге, но все совсем наоборот. Я хочу быть с вами до конца откровенным. Я верю вам… Итак, необходимо бросить моим противникам кость. Несколько костей. Первой был милейший Уолтер. Второй надлежит быть вам, Хью. Я же тем временем буду чаще появляться с Изабеллой у них на глазах… Ну, и в таком роде… Понимаете меня? Мне нужен Перро! Нужен! Я не могу без него.
Такая откровенная страсть прозвучала в последних словах Эдуарда, что Диспенсер был огорошен и изумлен. Но на сей раз сумел не показать этого.
– Понимаю, милорд, – отвечал он негромко. – Вы прекрасно продумали и решили задачу, как нужно действовать. Усыпить бдительность противников, даже жертвуя на время своими друзьями, а потом, одержав победу, вернуть их и обласкать еще больше… Что может быть умнее и благороднее?
– Вы одобряете, дорогой Хью? Думаете, это получится?
Сейчас у него был тон, как у мальчишки, задумавшего обмануть взрослых и заранее радующегося успеху.
Немного подумав, Диспенсер ответил:
– Уверен, вы окажетесь в выигрыше. Что до меня, я готов пожертвовать всем ради вашего благополучия.
Король обнял его.
– Никогда не забуду вашей помощи, дорогой друг…
* * *Баронам, как Эдуард и предполагал, пришлись по душе его действия, но окончательно они бдительность не утеряли, и многое в его поведении продолжало вызывать неодобрение.
В частности, то, что король был, по их разумению, чересчур расточителен. При дворе, считали они, находилось слишком много чиновников с чересчур большими правами. Судебные законы требовали серьезного пересмотра, и было необходимо принимать более суровые меры к тем, кто содействует обесцениванию денег. В общем, у баронов имелся достаточно длинный список необходимых изменений.
Когда перечень был представлен королю, тот, не глядя в него, сказал:
– Я соглашусь, милорды, со всем, что вы предлагаете, но при одном условии.
– При каком же? – спросил слегка огорошенный Уорвик.
– Что в страну вернется граф Корнуоллский и ему будут возвращены все его владения.
Лица сидевших за столом помрачнели, но Эдуард видел: на некоторых из них мелькнула тень колебания. Ему было сказано, что вопрос требует серьезного обсуждения, и они просят время, с чем король милостиво согласился.
Когда они снова явились к нему, Эдуард понял, что в их рядах уже не стало прежнего единства: Линкольн, к примеру, стал более покладист, хотя Уорвик по-прежнему не желал идти ни на какие уступки. Слишком сильно – так думал, и не без оснований, Эдуард, – был он оскорблен кличкой, которая приклеилась к нему с легкой руки Гавестона – Бешеный пес, а также поражением, каковое тот нанес ему в последнем турнире.
Эдуард готов был выть от ярости. Ему страстно хотелось немедленно засадить Уорвика в тюрьму, в Тауэр, но он понимал, что ради Гавестона, ради его возвращения нужно изворачиваться и хитрить.
