Хизер Диксон - Сплетение (ЛП)
— Есть те, кого мы знаем? — спросила Брэмбл. — Кто-нибудь... совсем нет?
— Нет, — ответила Азалия, с души свалился камень. — Нет.
Девочки облегченно выдохнули.
— Не то, чтобы мы за кого-то переживали, разумеется, — сказала Брэмбл.
— Разумеется, — подтвердила Дельфиния.
— То есть, я — определенно нет.
— И я.
— Война закончена!
В тот день газета столько раз переходила из рук в руки, что быстро потеряла первоначальный вид. Миссис Грейби испекла хлеб с корицей, лакомство, которое они позволяли себе только по праздникам, а мистер Пудинг расхаживал по замку, фальшиво напевая "Ура" хриплым голосом. "Вестник Геральд" даже выпустил экстра выпуск на следующий день с подробностями о войне, и среди новостей на первой полосе сообщалось, что мистер Фейрвеллер ранен. Кловия, такая чувствительная, разрыдалась.
— Да он в порядке, — утешала Брэмбл. — Его так просто не убить. Понадобится чеснок и еще кол прямо в сердце.
Кловия продолжала плакать. И ничего с ней не поделать.
Окончание войны вдохнуло в Исбери новую жизнь. Мужчины приходили во дворец по Делам Королевской Важности и рассказывали мистеру Пудингу о войсках и кораблях в порту. Министр Фейрвеллер, прибыв с одними из первых, перешагнул порог замка солнечным утром в четверг.
Верный своей манере поведения, Фейрвеллер не поздоровался с девочками, а сразу зашагал в библиотеку — работать. К ужасу обитателей дворца, безоговорочно приковала всеобщее внимание его красная свежая рана на шее — от воротника до уха. Несмотря на повязку, наружу просочилась кроваво-красное пятно. Он вздрагивал при каждом повороте головы.
Кловия, заливаясь краской от негодования, ворвалась в библиотеку с горячим чайником имбирного чая и чашкой и со звоном поставила принесенное на рабочий стол Короля.
— Вы, — произнесла она. — Вы... вы... вы... вы выпейте это! Немедленно!
Кловия крайне редко сердилась, оттого это зрелище и забавляло, и пугало. Фейрвеллер оторвался от бумаг и удивленно воззрился на нее, что разгневало Кловию еще больше.
— Три чашки, — наливая чай, повелела она и резко всунула ему чашку в руки. — Три чашки, не меньше! Вас осматривал врач? Ну? Пейте!
Фейрвеллер выпил.
Азалия догадывалась, что он, одиноко проживая в особняке, обставленном в строгом стиле, не привык к приказаниям. Кловия, поджав губы и сложив руки на груди, наблюдала, как Фейрвеллер смиренно маленькими глотками пил чай. Выглядел он почти как испуганный школьник. В дверном проеме за происходящим наблюдали девочки.
— Министр, а Король скоро приедет домой? — спросила Флора, осмелившись задать вопрос первой. Она подняла палец как на уроках.
— Должен вернуться в течение трех недель, — нюхая чай, Фейрвеллер поёжился. — Он остался, чтобы осмотреть войска. Если бы вы писали ему, то уже бы знали.
Девочки вспыхнули от возмущения.
— Это мы-то ему не писали? — рассердилась Брэмбл, ее уши горели. — Это он не писал нам!
— Пожалуй, — Фейрвеллер отпил крепко заваренный чай. — Скучной вашу семью не назовешь.
Оказалось, что прибыл не только Фейрвеллер. Несколько дней спустя, среди взволнованных сменяющих одного за другим посетителей, приходящих по Делам Королевской Важности, Азалия услышала гул. Направившись на звук, она обнаружила в портретной галерее худощавого высокого молодого человека. Засунув руки в карманы, он подпрыгивал на носочках.
Портретная галерея являла собой длинный холл с окнами на одной стороне и портретами на другой и предназначалась для гостей и посетителей. У стен стояли диваны, обитые настолько тонкой тканью, что стоило чихнуть с десяти шагов, как они покрывались пятнами, Девочкам не разрешали их даже трогать. Посередине помещения бархатные канаты огораживали установленные на подставках стеклянные футляры с государственными документами, рядом с которыми стоял незнакомец. Завидев Азалию, он обрадовался.
— О, здоро́во! — сказал он с сильным делчестрийским акцентом. — Здоро́во, говорю!
— Здо... то есть, здравствуйте, — произнесла Азалия. Он напомнил ей длинную эластичную ириску, одетую в клетчатый камзол. Ее взгляд приковал неприятно зеленый галстук-бабочка.
— Вы, собственно говоря, принцессы? — просиял он, когда за спиной Азалии появились Кловия, Дельфиния и младшенькие. — Я много слышал о вас! Замечательно, что я вас встретил, просто замечательно! — широкими шагами он подошел к Азалии, схватил ее за руку и энергично пожал ее, будто мужчине.
Хихикая и прикрывая рот ладонями, младшие сестры начали перешептываться друг с другом. Азалия выдавила из себя улыбку и выдернула руку, чувствуя себя слегка лишенной женских привилегий.
В дверях галереи появилась Брэмбл, ее щеки горели румянцем, а губы изогнулись в кривой ухмылке. Несколько шпилек выпали из ярко рыжих волос, придавая прическе немного взъерошенный вид. Брэмбл пыталась заколоть прядь обратно.
Как только джентльмен ее увидел, улыбка сползла с его лица.
— Так вот так... — начал он.
Ухмылка Брэмбл исчезла, когда она приметила долговязого парня.
— Кто вы, черт побери, такой? — выругалась она.
— Э-э, лорд Тедди, — ответил он, сминая пальцами край шляпы. — Э-э, наши мамы были приятельницами. Они вместе рисовали акварелью. Давным давно. Они были как сестры. Значит, это, ну, делает нас, э-э, кузенами. Э-э. Вот только, мы конечно, не родственники.
Брэмбл сузила глаза.
— А, так вы и есть лорд Хафтенравеншер, — произнесла она.
Лорд Тедди радостно улыбнулся.
— О, браво, — сказал он. — Вы правильно произнесли. Почти все зовут меня лорд Тедди, Хафтенравеншер так сложно выговорить, я понимаю. Поэтому и вы можете называть меня лорд Тедди. Прямо соскакивает с языка. Тедди Тедди! Хохма.
— Нам не подобает принимать гостей во время траура, — заметила Брэмбл. — Особенно тех, кто пришел сюда веселиться.
Она сказала это таким ледяным тоном, что с лица лорда Тедди тут же соскользнула улыбка. Однако, мгновение спустя он вновь улыбнулся и подпрыгнул.
— Ой, а я и не гость! — оправдывался он. — Исключительно КВ Дела, и, значит, вот он я! Ха! Рифма. А это, собственно говоря, ваша мама?
Он махнул шляпой в сторону Матушкиного портрета на стене. Вентуорты владели одним единственным ее изображением, нарисованным в ту пору, когда Азалия была ребенком. Семье не хватало денег на именитого художника, и портрет получил лишь некоторое сходство с Матушкой, увидеть которое можно прищурившись и наклонив голову. Всё остальное: каждую деталь гардероба, украшения, расческу для волос — заперли в сундуках и закрыли в комнате Матушки.
