Синтия Хэррод-Иглз - Флёр
Флер напряженно вглядывалась в толпу, но ее спаситель, вероятно, вообще ушел, так как, когда стоявшие там расступились, его за их спинами не оказалось.
— Как жаль, что вы не разглядели его, — расстроившись, сказала Флер, — вы могли бы мне помочь узнать, кто он такой.
— Ты несомненно его снова увидишь, не отчаивайся, — успокоил ее Фредерик. Глядя на разочарованное, опечаленное лицо племянницы, он добавил: — Каждый день надевай на выставку эту шляпку. Рано или поздно он тебя в ней узнает.
Лицо Флер просветлело.
— Вы так думаете, дядюшка?
В это мгновение публика зашевелилась, повернув головы в направлении северного входа, через который должны были войти члены королевской семьи в сопровождении эскорта лейб-гвардейцев в красной форме с белым султаном. Разговоры оборвались, слышался лишь благоговейный шепот. Вдруг после короткого замешательства громко заиграли трубы, наполняя звуками дворец. Вперед вышел выбранный для этой миссии офицер и, церемонно натягивая шнур, поднял на шесте королевский штандарт. Лейб-гвардейцы распахнули высокие, чугунные ворота, закрывавшие неф северного входа, и во дворец ступила королевская процессия, сопровождаемая по бокам и сзади камергерами.
Толпа громко приветствовала появление королевы, и эти радостные крики не мог даже заглушить массивный орган, заигравший национальный гимн. Под одобрительные возгласы на помост поднялась маленькая фигурка королевы, в шелковом розовом платье, расшитом серебряными нитями, с орденом подвязки и бриллиантовой тиарой на голове. Рядом с ней стоял принц Альберт и ее двое старших детей, принцесса-цесаревна и принц Уэльский, в белом кружевном платье, украшенном розочками, и Берти Викки — в костюме шотландского стрелка.
Как только смолкли последние звуки гимна, принц сошел со ступенек вниз, где встал среди других учредителей выставки. Он прочитал обращенный к королеве адрес, в котором кратко рассказывалось, как родилась идея организации Всемирной выставки. Королева выступила с необычной ответной речью, и ее тонкий голосок звучал словно колокольчик в мягком летнем воздухе громадной оранжереи. После нее архиепископ Кентерберийский, похожий на ангела в своем тугом парике и с широкими батистовыми рукавами, обратился с просьбой к Богу благословить это грандиозное предприятие.
Он произнес глубоко прочувствованную благодарственную молитву от имени английского народа. В Англии царили мир и изобилие. Повсюду строились знания, развивалась промышленность, а постоянный прогресс вел к еще большей свободе и процветанию.
И символом всего этого была маленькая, хрупкая женщина, стоявшая сейчас на помосте под балдахином, среди своего народа. Она ничего не опасалась, хотя ее, по сути, никто не охранял. Вот что такое настоящая свобода, — размышляла Флер. Пусть другие народы провозглашают республики и режут друг друга во имя свободы. Англия, которая хотя и действовала по наущению родившегося в Германии принца, прославляла свободу здесь, на этой мирной выставке искусства, промышленности и свободной торговли, на выставке, по которой мог свободно разгуливать монарх без телохранителей.
После богослужения, отправленного архиепископом, в зале воцарилась мертвая тишина. И вдруг снова зазвучал орган «Уиллис», и две сотни музыкантов и шестисотголосый хор в едином порыве подхватили «Аллилуйя!» Флер от неожиданности прикусила язык.
Пение продолжалось, и теперь все официальные лица выстраивались для торжественной церемонии, во время которой королева должна была вкратце осмотреть выставку. Впереди стояли мистер Пэкстон, мистер Фокс, мистер Гендерсон и другие члены организационного комитета.
Сэр Ранульф, наклонившись к сэру Фредерику через Флер, спросил его:
— Послушай, Фред, кто, черт подери, тот китаец? Кажется, Китай отказался принять участие?
— Да, ты прав. Здесь нет их официального представителя, — ответил сэр Фредерик, сам с удивлением разглядывая мандарина в цветастом шелковом халате. — Как замечательно выглядит этот бродяга! Кажется, он здесь себя чувствует как дома. Ты только посмотри, как он беззаботно болтает с герцогом! Трясет руку лорду Энглси. Наверное, они все его хорошо знают.
Через минуту мандарин вызвал в толпе всеобщее волнение, когда вдруг, расталкивая всех на пути, бесцеремонно поднялся на монарший помост и пал ниц в знак глубокого почтения у ног королевы.
— Боже милостивый! — воскликнул Фредерик. — Что творится! Такое не предусмотрено программой праздника! Почему представители власти не прогонят его оттуда?
Казалось, все смутились, не зная, как поступить с китайцем. Но королева не дрогнула, и тем спасла положение. Улыбнувшись с присущей ей грациозностью, она знаками дала понять членам комитета, чтобы китайцу разрешили принять участие в процессии в качестве представителя не участвующей в выставке Поднебесной империи. Его поставили сразу же за послами.
Целых три четверти часа торжественная процессия переходила из одного нефа в другой, и всем присутствующим в зале было ясно, что ни один ее участник так и не увидит ни одного выставочного экспоната. Потом королева, взойдя на помост, приказала лорду Бредалбейну объявить Всемирную выставку открытой. Снова загремели трубы, снова зашумела толпа, но ее крик заглушил салют из ста орудий, выстроившихся в ряд в парке. После этого члены королевской семьи уехали, а билетеры начали убирать барьеры, чтобы пропустить всех желающих.
— Нам лучше немного подождать, когда толпа схлынет, — предложил сэр Фредерик своим дамам.
— Пойду попытаюсь поговорить с Коулом, — сказал сэр Ранульф. — Может быть, удастся кое-что разузнать об этом колоритном китайце.
Через десять минут он вернулся в веселом расположении духа.
— Это был лишь розыгрыш!
— Ты хочешь сказать, что тот человек вовсе не китаец? — уточнила Венера.
— Нет, он на самом деле мандарин, тут все чисто, но его сюда никто не посылал! Кстати, джонка, стоящая на Темзе возле Тэмпл-пир, принадлежит ему. Он показывает ее всем желающим, сдирая с каждого по шиллингу.
— Боже праведный! Что за нелепая выходка! Может быть, он решил посмеяться над нашими торжествами? — спросил Фредерик.
— Скорее всего он сказал, что хочет засвидетельствовать свое почтение королеве, как и все прочие, — широко улыбнулся Ранульф, — но, между нами говоря, не думаю, что устроенное им представление сможет каким-то образом сказаться на его ремесле!
— Ты думаешь, китаец хотел лишь привлечь клиентов? Это неслыханно! На него нужно надеть наручники, — возмутилась Венера.
