Виктория Холт - Храм любви при дворе короля
– Ваше превосходительство…
– Я знаю, вам они не нужны. Вы хотите жить спокойно. Возвращаться домой к жене и умным детям, так ведь? Беседовать с образованными друзьями. Да, мастер Мор, жизнь прекрасна, когда дает человеку столько, как вам. Но подумайте: ребенок играет и любит свои игрушки, но что он делает, если игрушка ему не нравится? Ломает ее. Мастер Мор, играя сегодня в честного юриста, вы очень рисковали. Но этому ребенку понравился его спектакль, понравилась новая роль. Может, он слышал, что его в последнее время постоянно хвалят. Кто знает? Но вы угодили ему. Вы сыграли свою роль так хорошо, что ведущий актер смог затмить нас обоих. Теперь король будет недоволен, если вы не дадите ему возможность угождать себе, если не дадите показать всему миру, до чего он благожелательный монарх.
– Вы очень смелы, кардинал.
– И вы были смелы сегодня, мастер Мор. Однако нельзя раздражать короля дважды в день. Вам выпала большая удача; не надейтесь, что это повторится. Наш король – могучий лев, еще не сознающий своей силы. Сидящий в клетке… но при этом не видящий прутьев. Я его смотритель. Если он почувствует свою силу, свою власть, мы содрогнемся. Думаю, он даже способен поставить на карту королевство, лишь бы утолить свои аппетиты. Поэтому кормить его нужно с осторожностью. Это долг таких людей, как вы… как я… стремящихся служить своей стране… кто из чести, кто из честолюбия, не все ли равно, если мы служим ей хорошо? Долг таких людей – подавлять его личные желания. В противном случае король станет не улыбаться нам, а хмуриться.
– Вы уверены, что если я откажусь служить при дворе, то навлеку на себя преследования?
– Думаю, именно так и случится. Имейте в виду, мой друг – я называю вас так совершенно искренне, потому что стану вашим другом, если вы станете моим, – я знаю короля. Я служил еще его отцу, и он рос на моих глазах.
– Но у меня нет желания становиться придворным.
– Мастер Мор, у вас нет выбора. Помню, когда я служил Генриху VII, вы были в немилости. Вы привлекаете к себе внимание, хотите того или нет. Будь сейчас жив Генрих VII, вам пришлось бы уехать из Англии, а то и сложить голову. Молодой король не похож на старого; однако, мастер Мор, он не менее опасен.
– Я хочу вести спокойную жизнь со своей семьей.
– Если хотите жить вообще, мастер Мор, не отвергайте королевских щедрот. – Кардинал загадочно улыбнулся. – Теперь идите, мой друг. Больше мне пока нечего сказать. Королю я скажу, что разговаривал с вами, что щедроты, обещанные им, ошеломили вас, лишили дара речи. Скажу, что счастлива та страна, у которой есть честный образованный Мор… и милосердный, изумительно мудрый король.
* * *Когда Томас вернулся, Маргарет бросилась к нему с объятьями.
– Папа!
Он крепко поцеловал ее.
– Почему у всех печальные лица? Настало время радоваться. Король оказывает мне честь. Он потребовал меня к себе, чтобы поздравить… сказать о своем расположении.
Маргарет, не снимая рук с его шеи, отклонилась назад и пристально вгляделась в лицо отца.
– Но ты взволнован.
– Взволнован! Моя милая, ты еще увидишь своего папу придворным. Я говорил с великим кардиналом, и он тоже почтил меня своей дружбой. Мег, я отягощен этими почестями.
Однако девочка продолжала смотреть на него с беспокойством. Остальные уже стояли вокруг них.
– Что это за вздор? – спросила Алиса.
– Король вызвал меня сказать, что доволен мной.
– Доволен, что ты отдал в чужие руки его судно?
– Судно Папы, мадам!
– И он доволен тобой. Доволен! Опять шутишь?
– Это не шутка, – неторопливо произнес Томас. – Королю понравилось то, что я сделал сегодня, и он осыпал меня щедротами. Мне придется стать придворным. Я буду работать у кардинала Вулси. Алиса, когда я уходил из дому, то был незначительным юристом, теперь я… сам не знаю кто.
Алиса воскликнула:
– Это замечательно. Громадная удача, хотя ты ничем ее не заслужил. Иди к столу. Расскажи все подробней. Место при дворе! Скажите на милость! Я в жизни еще так не радовалась.
Странно, подумала Маргарет, как по-разному воспринимают одну и ту же новость члены одной семьи. Мачеха уже рисует себе розовое будущее, удачные браки для младших; а отец – улыбаясь ради всех них – старается радоваться своему выдвижению, однако не может скрыть от любимой дочери сквозящее во взгляде дурное предчувствие.
* * *Лето стояло жаркое, сухое, и в Лондоне началась эпидемия малярии.
Томас начинал королевскую службу поездкой с поручением во Фландрию. Жизнь его переменилась, приходилось часто бывать при дворе и проводить много времени с кардиналом. Первой неприятностью в связи с выдвижением стала невозможность бывать дома.
– Лучше б мы были незаметной семьей, – с горячностью сказала Маргарет Мерси. – Держались бы вместе и не привлекали к себе внимания.
– Для этого надо быть необразованной семьей, – напомнила ей Мерси. – А можешь ты представить отца необразованным? Нет, как он говорит, в жизни есть хорошее и плохое; есть плохое в хорошем и хорошее в плохом; надо принимать и то, и другое. Хорошему радоваться, плохое сносить.
– Мерси, как ты мудра!
– Эту мудрость я позаимствовала… у отца.
В тот год Мерси была счастлива, несмотря на вынужденное отсутствие Томаса, причиной этого стал новый член все растущей семьи. Этот молодой, еще не достигший двадцати лет человек, протеже кардинала, носящий имя Джон Клемент, ехал с Томасом во Фландрию как его секретарь и помощник.
Серьезному, хорошо образованному Джону Клементу в доме нового начальника оказали хороший прием. Он быстро стал членом счастливого семейного содружества, но больше всех его интересовала Мерси Джиггс, а не кто-то из Моров.
Джон постоянно искал возможности поговорить с ней. Мерси была на несколько лет младше его, но ему казалось, что столь серьезной, самостоятельной ровесницы он никогда не встречал, пусть она и не столь образованна, как Маргарет, познания ее лежали в той области, которая интересовала его больше остальных. Молодой человек не мог забыть, как восхищенно вспыхнули глаза девушки, когда он сказал ей, что изучал в Оксфорде медицину.
– Вы интересуетесь медициной, мистресс Мерси? – спросил Джон.
– Больше всего на свете.
И у них появился предмет для постоянных разговоров. Томас наблюдал за ними с удовольствием. «Моя маленькая Мерси взрослеет», – думал он. Все взрослеют. Года через два-три нужно будет подыскивать женихов и ей, и Маргарет, да и Айли, хотя она, вне всякого сомнения, способна и сама найти себе жениха.
Это была сбывающаяся мечта, идеал, становящийся ощутимым. Когда он решил оставить монашескую жизнь ради семейной, воображению его рисовался домашний очаг, весьма похожий на нынешний. А мог ли он вообразить такую любовь, какую испытывал к Маргарет? Нет, действительность оказалась лучше, чем ему представлялось. И выйдя замуж, думал он, Мег не должна покидать меня, без нее я не захочу жить. И Мерси так же дорога мне, как родные дети. Была хоть у кого-нибудь такая образованная и любящая дочь, как Маргарет, такие очаровательные дети, как у него? Да и к Алисе, хоть она не умница и не красавица, он очень привязан; знает, что подчас за ее резкими словами кроются добрые намерения. Где можно сыскать лучшую хозяйку? Иной раз его любимых детей нужно наказывать, а разве он может устраивать порку? В таких делах он трус. Чем бы он мог пороть детвору, кроме павлиньего пера? А мистресс Алиса не уклоняется от этой задачи.
