Одри Керлинг - Эхо любви
— Ты себе не представляешь, какое это блаженство жить собственным домом! — говорила она. — Честно говоря, я была вполне счастлива и у нас дома, даже очень. Но просыпаться каждое утро, зная, что можешь заниматься чем душе угодно, это просто счастье. Мы с Алланом рано завтракаем; а потом гуляем в саду, пока не станет слишком жарко, а потом я занимаюсь домашним хозяйством, заказываю на день меню, что при этом климате довольно сложное дело. Милая моя Анна, как бы я хотела, чтобы ты вышла замуж! Тебе кто-нибудь, нравится?
Миссис Батлер частенько поддерживала Генриетту.
— А как насчет мистера Теккерея? — спрашивала она. — Уверена, приободри ты его чуточку, он был бы твоим. Только подумай, дорогая, как тебе станут завидовать. И с Августой тоже не возникнет осложнений, Признаться, я этого опасалась, но она, по-моему, полюбила тебя.
— Она мне тоже очень нравится, — с улыбкой сказала Анна.
— Так в чем же дело?
Но Анна лишь улыбнулась и покачала головой. Ей нравился Ричмонд, и он не давал ей усомниться в том, что питает к ней немалый интерес. Каждый вечер он приезжал к ним на своем белом скакуне, и Анна прислушивалась к знакомому уже цокоту копыт с чувством, близким к волнению. Разговаривать с ним, великодушным, отзывчивым и таким веселым, ей было приятно и легко.
Но однажды вечером он появился более задумчивым и тихим, чем обычно. Было ясно, что его что-то беспокоит, и через некоторое время Анна спросила, что именно. Они сидели на веранде, выходящей в сад. Поблизости никого не было. Взяв ее за руку, Ричмонд сказал:
— Анна, ради вас я сделал бы все на свете!
— Вы уже и так сделали для меня слишком много, — тихо сказала она. — Вы не представляете себе, как я ценю вашу дружбу, и какое удовольствие доставляет мне читать с вами книги, обсуждать их, слушать музыку, танцевать с вами.
— И большего вы от меня не ожидаете?
— Как я могу?
— Если бы я сказал вам, как я люблю вас, вы могли бы думать обо мне не только как о друге?
Она затрепетала.
«Почему же он не скажет прямо, что любит, если это действительно так?» — подумала она и отдернула руку.
— Я вас расстроил, — огорченно заметил он. — Я так неловко выражаю свои чувства, но я в таком затруднительном положении, Анна. Могу я поговорить с вами снова, когда более ясно буду представлять свое будущее?
— Что бы вы ни сказали мне, Ричмонд, — после некоторой паузы сказала она, — надеюсь, мы всегда останемся друзьями.
— Я тоже на это надеюсь! — горячо заверил он ее. Он по-прежнему выглядел озабоченным, и Анна обрадовалась, когда на веранде появилась ее мать с Эдди, пребывавшим в возбужденном состоянии, поскольку отец подарил ему пони. Это был первый скакун малыша, и он больше ни о чем не мог говорить, только приставал ко всем, чтобы полюбовались на его замечательную лошадку.
— Полковник сетует, что я балую Эдди, но все как раз наоборот, — заметила миссис Батлер. — Мальчик просто не знает, что делать со всеми игрушками, которые дарит ему папочка.
— Мой папочка очень богатый! — важно сообщил Эдди.
— Ему поневоле приходится быть богатым с такой большой семьей, — засмеялась миссис Батлер.
Анна все еще поражалась добродушию матери и не переставала думать о том, как повела бы себя миссис Бейчер, доведись ей встретиться с незаконными детьми своего мужа.
На следующий день Ричмонд не появился у них дома, и вечером на Эспланаде его также не оказалось, но Анна встретила там Августу с мистером Элиотом и остановилась, чтобы осведомиться о нем. Августа показалась ей чуть более сдержанной, чем обычно.
— Последние дни Ричарду что-то нездоровится, — сказала она. — Думаю, он чересчур много работает.
— Передайте ему, пожалуйста, мои самые добрые пожелания, — сказала Анна. — Надеюсь, он скоро выздоровеет.
Августа не выразила склонности говорить дальше о своем брате, поэтому Анна попрощалась и догнала мать, которая разговаривала с миссис Ламберт.
Эспланада была заполнена людьми всех цветов кожи и общественного положения. Там были роскошные, в европейском стиле, кареты богатых английских купцов, более скромные коляски военных и раскрашенные золотом паланкины с шелковыми занавесками, которые несли темнокожие индусы, а также белые дети в сопровождении своих нянь и свиты слуг, ехавшие в запряженных пони экипажах.
Анне никогда не надоедало это зрелище ослепительного смешения красок. Иногда мимо проезжал индийский принц, за которым следовала пышная свита придворных, и изредка она видела местных женщин, выглядывавших в щелку между плотно задернутыми занавесками экипажей.
В тот вечер рядом с каретой Батлеров на землю опустили роскошный паланкин, и Анна удивилась, почему он остановился так близко от них. Она увидела тонкую кисть руки с золотыми браслетами на запястье в том месте, где занавески из розового шелка были раздвинуты, и, пока она смотрела, занавески раздвинулись еще шире, и появилось лицо женщины, которая в упор взглянула на нее сверкающими черными глазами.
Лицо женщины было полуприкрыто прозрачной вуалью, а открытая часть лица была цвета светлого кофе с молоком.
— Интересно, кто это может быть? — спросила миссис Батлер.
— Вероятно, какая-нибудь индуска решила удовлетворить свое любопытство, — отозвалась миссис Ламберт. — Когда я только что вышла замуж, одна из них буквально преследовала меня. Разумеется, вскоре я выяснила, что ранее она была любовницей моего мужа, и я уверена, она хотела вернуть его! В черном городе их полным-полно, и, насколько мне известно, у многих великолепные дома, которые содержат наши молодые люди.
Анна была смущена и раздосадована. Ее выводили из себя все эти разговоры о черном городе и о незаконных связях английских мужчин с местными женщинами. Англичанки вроде миссис Ламберт твердили, что это неизбежное зло, на которое нужно просто закрывать глаза, но она по-прежнему не могла, да и не хотела мириться с существованием подобной практики.
«Я никогда не поверю, что и Гарри был таким, — думала Анна. — Другие мужчины возможно, но только не Гарри».
— Муж говорит, один джентльмен из их клуба содержит одновременно десять любовниц, — тем временем продолжала говорить миссис Ламберт. — Представляете, в таком жарком климате и столько энергии! Анна, дорогая, кажется, вы шокированы! Поверьте, мужчины, которые с виду выглядят самыми невинными, на деле самые злостные нарушители нравственности. Возьмите, например, судью Эллиота. Он записал на свою фамилию восьмерых незаконных детей, и всех их признает своими. Неудивительно, что Августа Теккерей не торопится принять соответствующее решение.
