Дина Лампитт - Серебряный лебедь
Клоппер начала выполнять свою трудную задачу, которая заключалась в необходимости закрепить на хозяйке необъятный и тяжелый от драгоценных камней кринолин. От усердия у нее захватило дух.
— По-моему, вы пополнели, миссис Елизавета.
— Только не уверяй меня, что это Божья милость.
— Говорят, это признак того, что человек доволен жизнью.
— Скорее, это признак возраста. Затяни меня как можно туже. А что Сибелла?
— В последнее время она постоянно мечтает. Кстати, если хотите знать мое мнение, в эту пору уже думают о замужестве.
Елизавета не ответила. Юбка была на месте, и она с излишней тщательностью сворачивала халат, пытаясь найти объяснение своему молчанию, хотя уже давно понимала, что Сибелле будущей весной исполнится шестнадцать, и тогда действительно придется подумать о подходящем муже.
А в это время в спальне, закрыв дверь, ведущую в комнату Мелиор Мэри, сидела Сибелла и рассматривала свой медальон, даже не догадываясь, о чем сейчас думает приемная мать. В медальоне был портрет ее родной матери Амелии, но в тот момент она просто разглядывала его яркую золотую крышку. Иногда в ней появлялись картинки, и теперь она увидела там Елизавету. Несколько мгновений Сибелла непонимающим взглядом смотрела на нее, а потом вдруг громко рассмеялась от удовольствия. У ее приемной матери будет ребенок! Девушка сильно напряглась, пытаясь получше разглядеть изображение, но оно растаяло. Больше ничего не было видно. Сибелла снова надела медальон на шею, и в этот момент в дверь постучали, и на пороге комнаты возникла служанка с горой лент и перьев в руках.
— Ну что же, мисс, вам пора причесаться. Так приказала миссис Уэстон. Интересно, кто же будет сегодня самой прекрасной леди? И кто будет искать себе мужа? А когда найдет, очень интересно, оставят ли бедную старую Докингс в доме или выбросят на мороз, потому что она уже не сможет служить красавице из высшего общества, у которой будут свои лакеи и кучера?
Сибелла улыбнулась своей светлой улыбкой:
— А мне интересно, не найдет ли бедная старая Докингс себе мужа еще раньше этой красавицы и не будет ли ей тогда неохота ехать с ней куда бы то ни было?
Выражение лица Докингс моментально изменилось:
— Вы так думаете, мисс? Правда?
Сибелла задумалась.
— Покажи мне свою руку, и я скажу тебе.
Служанка от удивления вытаращила глаза.
— Вы умеете читать по рукам?
— Может быть. Дай-ка руку. Нет, не только правую, мне нужно видеть обе.
Докингс присела на корточки, повернув к Сибелле ладони. Девушка склонила над ними голову, и казалось, что она не столько читает линии, сколько использует их в качестве своеобразного канала, ведущего к глубинам ее древнего дара.
— Да, у тебя будет муж, — сказала она, — и долгая жизнь, и веселый сынишка.
— Только один?
Сибелла засмеялась.
— Муж или ребенок? Нет, боюсь, что и тот и другой у тебя будут в единственном экземпляре.
— А вы можете мне еще что-нибудь рассказать?
— Могу, но не буду, потому что если я начну рассказывать, то мы останемся здесь на весь день и мои несчастные волосы будут висеть, как у ведьмы. Помоги мне, а то я никогда не соберусь.
И они начали как раз вовремя, потому что не успела Докингс завязать последнюю ленту и закрепить последнее перо, как дверь в соседнюю комнату распахнулась, и они увидели на пороге Мелиор Мэри, запыхавшуюся и растрепанную.
— Господи, — затараторила она, — я опаздываю, а моя служанка заявляет мне, что она больна. Я разрешила ей пойти лечь. Докингс, ты оденешь меня? Сибелла, вы ведь уже закончили? Ты прекрасно выглядишь. — Она немного помолчала, после чего медленно произнесла: — Да, просто великолепно. — И снова заговорила быстрее: — Ах, черт возьми, уже возвращаются отец и Мэтью! Это значит, что у меня остался в лучшем случае час. Прошу тебя!
Она говорила очень взволнованно, и Сибелла поднялась со стула.
— Конечно, конечно, не переживай так. Докингс, поможешь? По крайней мере, причеши ее.
Мелиор Мэри показала ей язык.
— Благодарю вас, мадам. В волосы я вплету розы. Я как раз собирала их в саду, потому и опаздываю.
И она вытащила из-за спины огромный букет чудесных роз.
— Надеюсь, вы срезали с них шипы? — встревожилась Докингс.
— Да, даже уколола большой палец. Ну, теперь мы можем начать?
Через час Елизавета и Сибелла, накинув мантильи, вышли через Центральный Вход на ночной воздух. Мелиор Мэри еще не было и в помине. Они подождали, пока к ним присоединится Джон в жилете из черного и малинового бархата и огромном парике, и, наконец, услышали, как из конюшни выехала карета. Ею управлял Мэтью Бенистер. Карета подъехала, и дамы с трудом пронесли свои широкие юбки через дверцы и заняли свои места. Джон протиснулся в уголок, где едва мог дышать.
— По-моему, вы полнеете, — заметил он, обращаясь к Елизавете, и Сибелла, не сумев сдержаться, лукаво засмеялась.
Черные лошади рыли копытами землю, и их упряжь позвякивала в темноте, как колокольчики. Дамы уже начали нетерпеливо ерзать на своих местах, их кринолины скрипели и шуршали. Джон Уэстон постучал тростью по крыше кареты и закричал:
— Мелиор Мэри, выходи немедленно!
И тогда она внезапно появилась, цветущая и прекрасная, как зимняя фея. Сиреневое с серебром платье гармонировало с ее глазами и волосами. Она на мгновение задержалась в дверях Центрального Входа. Гирлянда из роз, которую Докингс вплела в ее волосы, усиливала сходство с каким-то неземным существом.
— Ну как, Мэтью, — спокойно спросила она, — хорошо ли я выгляжу?
При всей необычайной красоте Мелиор Мэри в сущности была ребенком — ей еще не исполнилось пятнадцати. И, когда он покачал головой, губы у нее задрожали:
— Как? Разве нет?
— Я не очень хорошо вас вижу, — ответил Мэтью. — Позвольте мне немного отойти назад.
Сделав несколько шагов, он остановился как вкопанный, впервые разглядев все ее великолепие, и почувствовал, как забилось сердце.
— Вы очень изысканны, — наконец ответил он.
— А вы стары, — сказала она, как обычно странно и резко.
— Нет. Мне восемнадцать — немногим больше, чем вам.
— Но выглядите вы старше.
Он улыбнулся:
— Это потому, что я должен был сам о себе заботиться.
— Почему?
— У меня нет родителей. Меня воспитали двоюродные братья и сестры. Я вырос во Франции.
— А кто были ваши отец и мать?
Мэтью смотрел на нее своими близорукими глазами, но она знала, что сейчас он ее не видит.
— Не знаю, — ответил он.
Во внезапно наступившей тишине стук отцовской трости очень напугал ее.
— Мелиор Мэри, если ты через минуту не будешь в карете, мы уедем без тебя. Проклятие! — добавил он для острастки.
