Элизабет Чедвик - Любовь не кончается: Эйлит
— Лежи спокойно, — властно сказала она, когда муж приподнялся на локте и забормотал что-то утешительное. — Дай-ка я осмотрю твою рану. Думаю, нужно наложить свежую повязку. Эти лохмотья выглядят отвратительно. Братцы, почему бы вам не спуститься в зал? Ульфхильда накормит вас.
Альфред продолжал стоять у постели раненого как вкопанный. Лильф смущенно улыбнулся и потянул его к двери.
— Значит, с такой ужасной раной ты ехал в седле от самого Йорка? — после ухода братьев уточнила Эйлит, осторожно разматывая повязку.
— Так было нужно… Видела бы ты лицо короля в тот момент, когда в разгар пира прибыл гонец с известием о высадке норманнов… Ой! — Он весь напрягся, почувствовав, как руки Эйлит отрывают повязку от края раны.
— И ты, разумеется, сидел за столом и веселился вместе со всеми? — с притворным равнодушием поинтересовалась Эйлит, тщательно скрывая страх и раздражение. Уж она-то, как никто другой, знала упрямую натуру Голдвина. Знала, что присутствие Альфреда и Лильфа заставляло его всю дорогу от Йорка скрывать свою слабость, чтобы выглядеть в их глазах сильным воином, а не слабаком-ремесленником.
— Многим в том бою досталось больше, чем мне. Их вносили на носилках в зал, где восседал король. Я пришел сам.
Уловив в голосе мужа горделивые нотки, Эй-лит поджала губы.
— Честно говоря, поначалу я даже не чувствовал боли, — продолжал он. — Я скакал от Йорка целых три дня, не вспоминая о дырке в собственном животе. Я почти здоров, просто чертовски устал. Нужно хорошенько отдохнуть…
Эйлит осторожно приподняла последний клочок окровавленной тряпки и взглянула на рану, с которой Голдвин умудрился не только ходить, но и ездить верхом на протяжении неполных двух недель. От середины живота к бедру тянулся кроваво-красный рубец, в глубине которого отчетливо виднелись поврежденные мышцы и рассеченный надвое слой жира. Края раны были стянуты грубыми неумелыми стежками. В местах, где шов разошелся, обильно выделялся гной. Кожа вокруг отекла и покраснела.
— Господь Всемилостивый! — Эйлит невольно зажала рот ладонью, к горлу подступил ком. — Голдвин, ты не сможешь никуда отправиться в таком состоянии.
— Глупости! У Гарольда на счету каждый воин. На севере, в битве с норвежцами, мы понесли огромные потери, — раздраженно бросил Голдвин.
Эйлит открыла было рот, чтобы возразить, но, вовремя спохватившись, замолчала. Какой смысл спорить, если, несмотря на все желание Голдвина ринуться в бой за короля, рана надолго прикует его к постели? Все, что могла Эйлит, это обеспечить мужу покой и уход и таким образом помочь ему восстановить силы.
— Как скажешь, — покорно пробормотала Эйлит. — Но сейчас ты должен поспать. Не возражаешь, если я приглашу тетку Сигрид, Гульду? Она осмотрит рану и даст совет, как ее лечить.
Кивнув головой в знак согласия, Голдвин с тяжелым вздохом закрыл глаза.
— Я действительно очень устал, — проронил он, погружаясь в сон. — Со дня битвы почти не спал. Рядом все время кружили вороны, слетевшиеся на горы трупов. Эти черные твари не давали мне покоя.
Держа под уздцы Альзана, Рольф, по щиколотку в грязной жиже, стоял у ворот английского деревянного форта, которому приближенные герцога успели дать новое вычурное название Гастингс-Касл. От порывов сильного ветра промокшая насквозь накидка прилипла к спине, а хвост жеребца то и дело путался в ногах. Дождь, притихший, пока войско Вильгельма продвигалось по безлюдной местности, снова начал моросить. Сняв шлем, Рольф приложил руку к виску в том месте, где кожу натер скрепляющий ремень. У конюшен во дворе форта царила суета: только что вернулся из однодневного рейда вглубь страны дозорный отряд. Всадники галопом примчались с севера с известием, что армия Годвинсона расположилась в огромном лесу под названием Андерсонвольд, в семи верстах от форта. В отдаленные отряды мгновенно были посланы гонцы. После короткой передышки норманнское войско вновь пришло в движение.
Когда Рольф подвел Альзана к конюшне, ему навстречу выбежал перепуганный конюх, спешащий принять поводья.
— Иди… — посоветовал ему лорд, ласково поглаживая гнедого по крупу, — навести приятелей. Похоже, в самое ближайшее время герцог со своими рыцарями даст здесь генеральное сражение, а уж тогда у тебя не будет времени потрепаться.
Бросив на Рольфа благодарный взгляд, конюх пустился наутек, чудом не налетев на чертыхающегося бретонского графа, которому только что наступил на ногу собственный жеребец.
Альзан обнюхал лицо и волосы хозяина. От его влажного теплого дыхания пахнуло прелым сеном.
— Отстань, негодник, — проворчал Рольф, когда жеребец игриво куснул его за шею. Рыжевато-коричневая шкура коня приобрела красноватый оттенок, его спину покрывала толстая зимняя попона. Подняв одну ногу Альзана, Рольф проверил, в порядке ли подкова и копыто… Краем глаза он заметил среди боевых коней, выстроившихся в ряд напротив, серого жеребца Ричарда и невольно залюбовался им.
Трудно было поверить, что он доставил столько хлопот при погрузке в Сен-Валери и выгрузке в Гастингсе. Видимо, Ричард оказался прав: жеребец действительно не выносил подъемов по наклонной, неустойчивой поверхности. Во всем остальном он обладал прекрасными данными. От тяжеловесных северо-норманнских коней скакун выгодно отличался быстротой и хорошей реакцией. И невероятной выносливостью. Даже сейчас, после целого дня непрерывного бега, он выглядел свежим. Его уши чутко улавливали все окружающие звуки, а в глазах светилось любопытство. Не сводя глаз с красавца-коня, Рольф вдруг подумал, что согласился бы пожертвовать гордостью и даже встать перед Ричардом на колени, лишь бы тот согласился спарить жеребца с одной из бризских кобыл. Живо представив самодовольную ухмылку молодого рыцаря, он поморщился.
Рольф вышел из конюшни, когда вокруг уже сгустились сумерки. Многочисленные факелы освещали огромное количество деревянных лачуг и шатров, в которых разместилось почти семь тысяч человек. Рольф заглянул под полуразвалившийся кухонный навес, расположенный во дворе. Грузный фламандец с обнаженными до локтя руками — каждая размером с хороший окорок — склонился над висящим в походной печи громадным котлом. Отложив в сторону глубокий черпак, он вытер закатанным рукавом вспотевший лоб и, заметив вошедшего, обратился к нему на ужасном французском:
— Что привело вас сюда в столь поздний час?
Рольф протянул озябшие руки к костру. Аромат, исходящий от бурлящего в котле варева, защекотал ему ноздри и вызвал урчание в животе. От такого запаха и у только что поевшего потекли бы слюнки.
